Цыганский рубль

А он, показалось мне, оскалился на меня, да и побежал вниз, к реке. Когда я выскочил с ружьем, его уже не было. Но я понял, что он в камыши укрылся, больше некуда ему было.

— Так что, парень, — закончил Михалыч, хлопнув меня по плечу, — опоздал ты. Возвращайся домой. Не сейчас, конечно, не сегодня; ночуй у меня, а поутру отправляйся. Нечего тут делать. Только мне мешать будешь.

— А Надя?..

— А что она? Я ее пригвоздил. Она спокойна.

…Должен признаться, меня томило тогда нехорошее предчувствие. Как будто не все еще произошло. Или я не все еще понял, и мне предстоит узнать что-то добавочное… Ночевать я остался у Михалыча, не слишком поверивший в его байки (согласитесь, невероятно верить в подобные вещи!), но все же достаточно проникшийся ими, чтобы осмелиться выйти из дому в ночь.

Сон ко мне не шел. Я лежал на кровати Михалыча на спине, руки за голову, а в эту голову лезли назойливые и неприятные мысли. Михалыч спал на полу, у стены, на каком-то тряпье и руку держал на цевье своего оружия. Он жутко храпел, да не только храпел, с горлом его творилось нечто невообразимое: там то клокотало, то храпело или булькало, через ровные промежутки времени, словно возвещая начало новой фазы некоего процесса, Михалыч издавал громкий цокот и на несколько минут затихал. Потом все повторялось.

Естественно, такой концерт не помогал мне заснуть, мне, и так утомленному многими событиями и сведениями, обременившими сегодня нежданно-негаданно мою несчастную голову. Еще немного помучившись бессонницей, я решил выйти покурить. Натянув брюки, я двинулся к двери, но как только тронул ее, в спину мне раздался резкий, настороженный голос Михалыча:

— Куда?..

— Покурить вот… — виновато ответил я.

— Не выходи. В сенях кури. Если еще что надо будет, там в сенях ведро стоит…

Я расхаживал неторопливо по сеням, курил и пытался не размышлять или, хотя бы, размышлять о чем-нибудь, не связанном с сегодняшним днем. За дверью раздавался храп уснувшего опять Михалыча. В сенях было свежо, и всю склонность ко сну, какая только была, из меня выдуло. Перевести размышления на какой-нибудь другой предмет не удавалось, и я, словно прикованный, ходил вокруг одних и тех же мыслей и впечатлений. Вот только в думы мои много добавилось печали. Я подводил итоги. Бесцельно было мое появление здесь и горестно пребывание. Я ничем не помог моим друзьям, я не успел сделать ничего для них. И для себя приобрел только горечь, горечь, смешанную со страхом, ибо только это чувство будет всегда приходить ко мне с воспоминанием о моих случайных знакомых… О моей Наденьке…

«Надо утром спросить старика, где она похоронена. Пусть что бы там ни случилось с ней, я хочу побывать на ее могиле…»

Я вздрогнул и очнулся от дремы. Мне приснилось, что меня позвали. Позвал знакомый (чей?..) голос, просительно и настойчиво:

— Саша… Саша…

Но нет. Это дрема. Ни звука нигде, только в комнате булькает и цокает Михалыч.

«Ишь, какой звук… Прямо как шампанское открывают…»

…И здесь я проснулся окончательно. И вспомнил. Как ни скудны были мои сведения о потустороннем мире, но одно я зачем-то помнил с детства: упыри цокают горлом. Это их отличительный признак. И как я мог не вспомнить этого сразу!

Теперь мне было все ясно. Я опять вспомнил письмо Павла, и теперь уже не имел причин сомневаться в том, что имею дело с нездешними силами. История, услышанная мной, полностью правдива, только мерзкий старик не договорил еще про одного героя ее, про себя. И понятно, почему несчастный Павел просил меня вбить иглу кому-нибудь в пятку! «Кому-нибудь» это значило: либо Павлу, либо Михалычу. Вот как…

Итак, загадка была, наконец, полностью решена. Но это мне сейчас вольно писать о решенных задачах; тогда же я больше думал о другом: я — в самом логове упыря, и мне отсюда не выбраться. А он, небось, только и ждет, когда я засну… Но нет, теперь-то уж я не засну. Теперь-то я знаю, что надо делать…

«И что же надо делать?.. Вбить ему в пятку иглу?.. Брось, Александр, не хватит у тебя духа… Лучше уж мотай-ка ты отсюда…»

На этом я и остановился. Странно, что я забыл о существовании другого упыря, но тогда мне хотелось только убежать из дому, и больше ничего.

«Пешком, бегом, до самой станции… А если что — хоть до самого города… только не здесь…»

…Вот уже самое время здесь еще раз вспомнить мудрую поговорку: кого боги захотят погубить — лишат разума…

Мне удалось открыть входную дверь без шума. Сумка моя осталась в доме, но что сумка! Я твердо решил пожертвовать всем, чем угодно, только бы спасти жизнь. Я перекрестился и шагнул за порог.

Ночь обступила меня. Луна, почти невидимая, медленно проползала сквозь огромную тучу; я не видел дороги под ногами. Но на душе было легко… почти что легко. Я шагал по дороге на станцию, изредка оглядывался и крестился. Пока все было хорошо…