Цыплёнок и ястреб

Пока я бегал, то держал пистолет перед собой. Незашнурованные ботинки соскальзывали с ног, член высунулся из трусов и болтался во все стороны. Наши минометные батареи открыли ответный огонь. Пилоты, назначенные на эвакуацию вертолетов, лихорадочно вызывали друг друга. Я участвовал в эвакуационном плане, а потому продолжал искать, где бы спрятаться. Наконец, закатился под грузовик и принялся смотреть на взрывы. Они были до жути мощными и приходились куда попало. Пока что ни один не раздался в комплексе. Я провел под грузовиком несколько минут, прежде чем до меня дошло, что если сюда попадет мина, грузовик взорвется и порвет меня в клочья. Тогда я выкатился наружу и залег в мелкой песчаной ложбинке. От осветительных ракет метались тени. Над головой с кажущейся неторопливостью пролетали трассеры пятидесятого калибра. Они шли в нашу сторону, значит, стреляли ВК. Я услышал гул «Хьюи», но они не взлетали. В свете ракет, взлетевших над корейскими позициями, я разглядел каску Уэндалла, движущуюся посреди его песчаных куч. И почему он всегда бывает прав?

Из темноты раздалась пулеметная стрельба. Наши ганшипы поднялись в воздух и выпускали потоки трасс по подножиям холмов позади корейских позиций. В лощину все еще не попала ни одна мина. Вертолеты стояли на земле, на холостом ходу, не взлетая.

Через пятнадцать минут обстрел прекратился. Остались лишь знакомые звуки ответного огня. Я встал и попытался отряхнуть песок со вспотевшего тела. Руки тряслись, и я проклял Вьетконг, минометы и армию.

Пилоты, назначенные на эвакуацию, возвращались с площадок:

— Слушай, придурок, я был назначен на два-два-семь. Хули ты делал на моем месте?

— Майор сказал, что его пилотирую я, псих ты ненормальный!

Вертолеты не взлетели, потому что в них набилось слишком много людей. Вес пилотов и техников удержал машины на земле, в то время, как экипажи спорили, кто должен пилотировать.

Корейцы выслали вперед свои команды «Тигров». Они вернулись с минометными стволами, плитами и отрезанными головами ВК. Еще корейцы жаловались, что огнем с ганшипов у них было убито несколько человек.

Мы по сравнению с корейцами были просто кучкой любителей.

Остаток ночи я постоянно вскакивал так, будто вновь что-то случилось. Но ничего не происходило.

— «Священник-6», пулеметная позиция по курсу вашего взлета.

Молчание.

— Левее! Левее! — пилот ганшипа, глядя, как мы взлетаем, двигаясь к позиции, о которой он нас предупредил, терял хладнокровие.

Это был одиночный пулемет. Когда мы прошли над ним, он всадил нам очередь в брюхо.

— Сэр, один из «сапог» ранен! — сказал Миллер, борттехник.

«Сапог», чернокожий парень, получил пулю в жопу. Я услышал, как наш стрелок, Симмонс, что-то неразборчиво вопит сквозь вертолетный грохот.

— Сэр, это брат Симмонса, — сообщил Миллер.

— «Священник-6», у нас на борту раненый. Уходим к госпитальной позиции.

— Вас понял.

Мы приземлились на площадку рядом с госпитальным модулем, который «Скайкрейны» перетащили из зоны «Гольф». Медики выбежали и погрузили человека на носилки. Симмонс бегал вокруг, плача и подгоняя их. Мы ждали. Он вернулся через несколько минут, с мокрыми щеками, но уже улыбался.

— Врачи говорят, все будет в порядке. Он домой поедет, — сказал он борттехнику.

Ах, эта знаменитая рана на миллион долларов. И тут я вспомнил, что Симмонс нашел другого своего брата в куче трупов в Плейку.

Ни братья, ни отцы с детьми не должны находиться на одном и том же театре военных действий в одно и то же время. Я узнал, что во Вьетнаме обнаружились два человека, которым не следовало здесь быть.

Когда мы вернулись на «Стрельбище», я поговорил с Симмонсом.

— Да, сэр, знаю, — ответил он.

— Ну так скажи командиру. Он тебя вытащит отсюда. Ты потерял одного брата, а второй ранен. С твоей семьи хватит.

Он улыбнулся:

— Нет. Я останусь.

— Почему?

— Ведь кто-то должен это делать.

Он и в самом деле такое сказал. Мне показалось, что я попал в кинофильм. Ему, возможно, тоже.

Бои продолжались — от низа долины у деревни Бонсон до севера, где лежала узкая долина Анлао, окруженная крутыми горными склонами. Мы приземлились на рисовое поле в низу долины.

«Сапоги», выскочившие из машины, обнаружили, что приходится медленно брести до укрытия — перемычки между полями. Поля были штукой коварной. Если постоять на них какое-то время, то вертолеты уйдут вниз по брюхо, влипнув в грунт. Еще в Счастливой, за месяцы до нынешних событий, Лиз показал, как надо правильно взлетать с такого места.

— Нельзя просто рвануть со всей дури и выскочить, — сказал он. — Во-первых, подними нос, чтобы полозья начали высвобождаться. Потом выровняй машину и тяни вверх медленно, очень медленно, пока полозья не выскользнут. Если так не сделать, один полоз вырвется первым, а второй останется увязшим. После чего ты перевернешься и разобьешься.

Со мной был Реслер, только что вернувшийся из отпуска. Мы приземлились на поле у Анлао, ожидая «сапог», которых предстояло эвакуировать.

На земле каждый «Хьюи» превратился в островок на озере, где растили рис. Жара стояла жуткая. Влажность была плотной, как земля под нами.