Цыплёнок и ястреб

Он подбросил монету:

— Орел.

Как оказалось, к моменту нашей посадки газ уже рассеялся и мы получили всего одно попадание на взлете. Но я помню, как Реслер, строя страшные рожи и утирая слезы, орал в переговорное устройство: «Блин, черт, суки!».

Самолет резко накренился. Из иллюминатора я увидел окрестности большого города.

— Наконец-то, — сказал Райкер. — Тебе, похоже, полет понравился — то-то ты скалился всю дорогу.

— Похоже на то. Просто рад, что больше не в Кавалерии.

— Ну да. Правда, ты еще не знаешь, куда попадешь.

Отель, где мы остановились был местом, о котором Райкер от кого-то слышал. Я забыл, как он назывался и где располагался. Отчасти это потому, что мы хорошо поели, слегка выпили и добрались уже затемно.

Коридор был узким, потолки в двенадцать футов высотой. Место темное, грязное, портье со скукой наблюдал, как мы вписывались. Похоже, вьетнамцы привыкали к нам и им не нравилось то, что они увидели. Портье дал нам ключ и ткнул пальцем в темный коридор.

— Ничего себе гадюшник, Райкер.

— Знакомый сказал, что место отличное. Большие номера, низкая плата.

В комнате без окон стояли две кровати, комод и маленький деревянный столик. Поверху высокой двери шел стеклянный переплет. Я шлепнулся на свою кровать с номером «Тайм». Райкер разделся до трусов и что-то писал, сидя за столом.

В статье говорилось о переводе генерала Киннарда, для которого мы и выполнили пролет.

— Надо же, — сказал я. — Про перевод Киннарда в «Тайм» написали, а про мой — ни слова.

После пролета надо было отвести вертолет к реке для помывки. Лонг, как обычно, уселась на песчаной косе рядом со мной и заговорила.

— Жаль, что ты уезжаешь, — сказала она.

Ее английский каждый раз становился все лучше. Она была гением-самоучкой.

— Я по тебе тоже буду скучать.

— А ты передашь своей жене подарок от меня?

— Конечно, но тебе необязательно дарить мне подарки.

— Не тебе! — хихикнула она. — Твоей жене.

Она сняла свои сережки из золотых проволочек и протянула мне.

— Нет, — я покачал головой. — Лонг, ты не можешь себе позволить дарить мне золотые сережки. Это я здесь богач. Я тебе заплачу.

Я полез в карман и увидел на ее лице боль, настоящую боль. Она действительно просто хотела сделать мне приятное.

— Ладно, ладно. Никаких денег. Я передам их Пэйшнс.

Она ярко улыбнулась и передала их мне. Я завернул их в листок бумаги из моего блокнота и опустил в карман рубашки.

— Спасибо за подарок. Пэйшнс понравится, я уверен.

Она опять заулыбалась.

Я похлопал по карману рубашки. Они все еще там. Надо будет послать их по почте, как только я прибуду в свою новую часть. Я не читал слова, на которые смотрел, а потому отложил журнал. В то же время Райкер забрался в постель. «Хэмилтон» моего деда показывал одиннадцать ночи. Кто-то постучал в дверь.

— Да? — отозвался я.

Ответа не было. Стук повторился.

— Кого там на хуй принесло? — я сел на кровати.

— Горничную, может быть.

Я подошел к двери:

— Возможно.

Если это горничная, почему я боюсь открывать? Нет, я действительно еду крышей.

Когда я повернул ручку, дверь рывком начала распахиваться, ударилась в мой ботинок и остановилась. Я инстинктивно толкнул ее обратно и в этот момент оказался лицом к лицу с очень мрачным азиатом, который был всего на несколько дюймов ниже меня.

— Эй! — я толкнул сильнее, пытаясь захлопнуть дверь.

Мой ботинок заскользил по полу и дверь открылась шире. Я успел увидеть, что ее толкают четыре-пять человек. Молча. С угрюмой решимостью.

— Эй, Райкер! Давай сюда! К нам куча гуков ломится!

Райкер секунду помедлил, но потом увидел, что я не шучу.

— Какого… — он вскочил и подбежал.

Мой ботинок соскользнул дальше. В открывшийся проем уже почти можно было протиснуться.

— Давай, блядь, сильнее! Закрывай! — заорал я.

Мой ботинок застрял под дверью и это было единственным, что ее удерживало. Райкер уперся своими длинными ногами в ножку моей кровати, спиной в дверь и нажал. Когда дверь чуть-чуть закрылась, я подсунул ботинок, чтобы удержать ее. Тогда они навалились рывком и пальцы моей ноги стиснуло так, что я подумал, что сейчас они сломаются. В щель просунулись руки и принялись хвататься за воздух, пытаясь вцепиться в нас. Единственными звуками было кряхтенье и тяжелое дыхание. Мы с Райкером истекали потом. Тяжелая дверь гудела, стонала, но щель становилась уже. Невероятно, но мы брали верх. Когда дверь уже почти закрылась, за ее край схватились пальцы. Я долбанул по ним кулаком. Они не сдвинулись. Я бил снова и снова. Наконец, они ускользнули и дверь с грохотом захлопнулась. Неловкими, потными трясущимися пальцами я защелкнул замок и задвинул дополнительную задвижку. Райкер и я потрясенно глядели друг на друга. Нам снился общий кошмар. Потом мы услышали удар тела о дверь и дверь, похоже, прогнулась вовнутрь. Ритмичные удары продолжались — словно тяжелое биение сердца.

— Звони, блядь, портье! — сказал Райкер.

Я бросился к ночному столику и схватил телефон. Райкер поволок комод через комнату. Скользя по плиточному полу, фанера трещала. Телефон портье зазвонил.

— Ты им звонишь?! — заорал Реслер, пытаясь придвинуть комод к гудящей двери.