Туарег 2

Гасель посмотрел на него, как бы определяя, насколько искренне он говорит, затем, обернувшись, взглянул на мать, словно спрашивая у нее разрешения. Увидев едва заметный кивок, он начал:

– Мой отец, чье имя я унаследовал, считался самым храбрым из туарегов. Он был единственным, кто сумел дважды пересечь Тикдабру. В Тикдабре нет ничего, кроме песка, и не всякая ящерица там выживет… Моего отца уважали, спрашивали его совета, но однажды, почти двадцать лет назад, в его лагере оказались два обессиленных путника, заблудившихся в пустыне. Как и подобает туарегу, он принял их наилучшим образом. Но спустя несколько дней нагрянул военный патруль. Одного из гостей они убили, а другого увели.

– И что дальше?

– Как оказалось, они увели эль-Кебира, единственного демократически избранного президента за всю историю нашей страны, а тот, которого убили, был его телохранителем. Военные… вы ведь знаете, на них всегда опирается диктатура.

– Понимаю… Солдаты нарушили священный закон гостеприимства туарегов.

– Да, так и есть. Они пролили кровь в нашем очаге и силой увели человека, которого мы взяли под защиту. Мой отец поклялся, что убьет всех, кто сделал это, и освободит Абдуля эль-Кебира. Для него это было дело чести.

– Не по этим ли мотивам был снят фильм? – спросил Ален Гита. – Эта история у меня на слуху.

– В то время много говорилось о моем отце. Даже была написана книга, но о фильме я ничего не знаю.

– Кажется, я его видел! – не унимался француз. – Так себе кино. Из главного героя сделали эдакого Рембо. Но потом я узнал, что фильм основан на реальных событиях, и это меня впечатлило.

– Но что же было дальше? – Марсель Чарриер не скрывал нетерпения.

– А то, что мой отец казнил убийц и освободил президента. Для этого ему пришлось перерезать горло всем в гарнизоне крепости, куда эль-Кебира заточили.

– Вы хотите сказать, что он вырезал весь гарнизон?

– Именно так. Никого не оставил в живых.

– Один?

– Да-да, один.

– Но как ему это удалось?

– Он был воином, – последовал простой ответ. – Те, в гарнизоне, они даже ничего не почувствовали. Но мой отец умел не только это делать, а кое-что еще. Кстати, он сопроводил Абдуля эль-Кебира до другой стороны границы, преодолев Тикдабру, несмотря на то что его преследовала вся армия.

– А потом, потом?..

– Так как отца не смогли схватить, военные похитили нас и сказали, что отдадут в обмен на эль-Кебира. Узнав об этом, отец взбесился. Его новая клятва была такой: он убьет президента, поставленного военными, если тот не вернет ему семью.

– И он исполнил свое обещание?

– В некотором роде – да, а в некотором – нет.

– И как это понимать?

– Он пустился в дальний путь, в столицу, схоронился в окрестностях, выждал, когда президентский кортеж выйдет из дворца, и выстрелил… Самое плохое, что во всей этой неразберихе он не понял, что человек, в которого он стрелял, был другой – тот, кто был обязан отцу свободой…

– Абдуль эль-Кебир? – ахнул Чарриер.

– Он самый.

– Но как же ваш отец мог совершить подобную ошибку?

– Наверное, потому, что Абдуль эль-Кебир был выбрит, в красивом костюме, он совсем не походил на грязного оборванного старика, которого отец тащил на себе многие недели через пустыню.

– Боже милостивый! Но как же эль-Кебир снова оказался в городе?

– Так вышло, потому что народное восстание свергло диктатуру и снова посадило его в президентское кресло, но этого мой отец знать не мог.

– Ох ты… вот так история! И чем же она закончилась?

– Трагически. В тот же самый момент телохранители президента убили моего отца, и мы так и не узнали, было ли у него время понять свою ошибку.

– Как сын вы, конечно, предпочли бы, чтобы он не понял…

– Я надеюсь на это. Отец выстрадал все муки ада, а ведь все началось с того, что он следовал самой древней традиции нашего народа, традиции гостеприимства. Умереть, убив диктатора, было честью. Умереть из-за абсурдной ошибки – это насмешка судьбы. Если мой отец не знал об ошибке, в собственных глазах его честь осталась незапятнанной.

– Честь продолжает оставаться самым важным для туарегов?

– Можно жить в богатстве или в нищете, можно быть здоровым или больным, тебя могут ненавидеть или любить, однако нельзя жить без чести, – последовал решительный ответ. – В рай можно войти в рубище, больным – в раю царит изобилие, и все воздастся. Однако нельзя войти в рай бесчестным, Аллах не пустит тебя туда.

– Мне никогда и в голову не приходило посмотреть на это под таким углом, – признался Чарриер. – А ведь и правда, по ту сторону ты не можешь взять ни деньги, ни власть, вообще ничего. Получается, что в течение всей своей жизни, если, конечно, веришь, что все продолжится, ты должен совершать благие дела.

– Мой отец совершил великое дело, он защищал принципы нашей веры и нашей культуры, а посему должен был умереть в мире с самим собой. Любой туарег согласился бы жить и умереть так же.

– А что, туареги действительно верят в существование рая? – неожиданно поинтересовался Ален Гита. – Вы думаете, что где-то там, на небесах, есть место, где полно снеди, музыки и красивых женщин, как утверждает ваш Магомет?