Туарег

Он немного передохнул, потому что усилие оказалось чрезмерным, затем снял с находящегося без сознания Абдуля свою одежду, покрывало, тюрбан и оделся. Закончив, туарег почувствовал, что совсем выбился из сил. Снова попил и улегся в тени джипа, рядом с телом капрала Османа. И тут же уснул.

Три часа спустя его разбудил шум крыльев первых грифов. Некоторые уже клевали внутренности мертвого верблюда, другие начали осторожно подбираться к трупу солдата.

Он взглянул на небо. Там уже кружила не одна дюжина птиц. Это была окраина «пустой земли», и можно было подумать, что они явились как по волшебству, вынырнув из травы и кустов близлежащей хамады.

Они вызывали у него беспокойство. Грифы, кружащие в воздухе, видны с расстояния многих километров, а ему было неизвестно, как далеко находился следующий дозор.

Он обследовал песок. Тот был твердым, и, хотя в машине имелись кирки и лопаты, мужчина чувствовал, что ему не под силу выкопать яму, в которую поместились бы два человека и верблюдица. Затем он внимательно вгляделся в лицо Абдуля: тот дышал уже лучше, но, похоже, не скоро должен был прийти в сознание. Он вновь его напоил, потом проверил бидоны: два полных бидона с водой, еще один – с бензином и другой – с едой. На какое-то время он погрузился в размышления: ясно, что это место следовало покинуть как можно скорее, но он не представлял себе, как заставить двигаться джип, который в его руках был всего лишь грудой бесполезного железа.

Пришлось напрячь память. Лейтенант Разман управлял похожей машиной, и он еще обратил внимание на то, как тот поворачивал руль то в одну, то в другую сторону и как давил внизу на педали и постоянно двигал длинную ручку, увенчанную черным шаром, справа от себя.

Усевшись на место водителя, он повторил каждое движение лейтенанта: поворачивал руль, с силой нажимал на все и каждую в отдельности педали – тормоз, сцепление и газ – и попытался переместить из стороны в сторону черный шар, однако мотор по-прежнему молчал. Его ухо не уловило ни звука, и он понял, что все эти действия годились, чтобы вести машину, однако прежде каким-то образом надо было запустить двигатель.

Туарег наклонился и внимательно рассмотрел маленькие рукоятки, ключи, кнопки и стрелки панели управления. Нажал на сигнал, распугав этим грифов, добился того, что вода брызнула на ветровое стекло и тут же была распределена по его поверхности двумя качающимися щетками, но так и не услышал вожделенного рева мотора.

Наконец он заметил ключ, вставленный в замок. Гасель вынул его, и ничего не произошло, вставил обратно – результат остался прежним. Попробовал повернуть – и механическое чудовище ожило, три раза чихнуло, содрогнулось всем телом и вновь умолкло.

Его взгляд загорелся: он понял, что находится на верном пути. Повернул ключ одной рукой, крутя другой руль как одержимый, и результат оказался тем же: кашель, дрожь и молчание.

Попробовал одновременно ключом и ручкой. Ничего.

Ключом и педалью. Глухо.

Ключом и правой педалью – мотор взревел и надсадно затарахтел, но машина так и осталась на месте. Когда же очень медленно он отпустил педаль, то с удовлетворением заметил, что двигатель работает с негромким гудением.

Он продолжил испытания – с тормозом, сцеплением, акселератором, рычагом ручного тормоза, переключением фар и переключателем скоростей, – и когда уже начал терять терпение, машина рванулась с места, задними колесами проехала по капралу Осману и через три метра остановилась.

Грифы недовольно захлопали крыльями.

Он начал все сначала и проехал еще пару метров. Он продолжал попытки до самого вечера, и когда решил прерваться, от грифов и мертвецов его отделяло не более ста метров.

Он поел и попил, сделал похлебку из галет, воды и меда, заставил Абдуля эль-Кебира ее проглотить и, как только наступила ночь, свернулся калачиком на одном из одеял, расстеленном на земле, и погрузился в глубокий сон.

На этот раз уже не грифы, а вопли гиен и шакалов, сцепившихся за мертвечину, разбудили его ближе к рассвету, и в течение долгого времени туарег слушал их грызню, хруст костей под давлением сильных челюстей и звук разрываемого на части мяса.

Гасель ненавидел гиен. Он терпеть не мог грифов и шакалов, но к гиенам испытывал просто непреодолимое отвращение с тех пор, как, будучи подростком, почти ребенком, обнаружил, что они загрызли новорожденного козленка вместе с его матерью. Это были отталкивающие и омерзительные твари: несуразные, трусливые, грязные и жестокие, – которые, собравшись в достаточном количестве, были способны напасть даже на безоружного человека. Он часто задавался вопросом, почему Аллах поселил их на земле, но так и не смог найти на него ответ.

Гасель подошел к Абдулю: тот крепко спал, его дыхание уже стало ровным. Он вновь напоил его и стал ждать наступления дня, размышляя о том, что он, Гасель Сайях, войдет в историю пустыни как первый человек, одолевший «пустую землю» Тикдабру.

Возможно, однажды станет известно и то, что именно он нашел Большой караван.