Тучи идут на ветер

Подкатили на Московскую к штабу армии ко времени. В просторном вестибюле толкался народ. Угадал и своих. У окна, дымя папиросами, стояли Шевкопляс и Колпаков. С Шевкоплясом видались вчера. С братом с самого октябрьского прорыва не доводилось встречаться. По белозубой широкой усмешке его Борис понял, что разговор шел о нем.

— Ну, братан, поздравляю за все сразу. — Обнял Григорий за плечи, встряхнул крепко. — И с дивизией, и с женой, и с именной шашкой… А там, гляди, боевым орденом отличат.

— Ага, он его отличит… — Шевкопляс недовольно сморщился. — Рази не знаешь ты его, черта? Дураком обозвал…

— Помолчал бы ты, Шевкопляс, — буркнул Борис, доставая часы. — Минуты две осталось. Кстати, его подарок.

Григорий Колпаков потянулся.

— Эхма, золотые, с брелоком… Звонют?

— Барахлят. По царским время сверяю, — усмехнулся, водворяя подарок в карман. — По тем, серебряным… Сколько уже годов…

Подошел Сергеев, армейский штабист. С формированием кавдивизии у него четче определилась должность — инспектор кавалерии армии.

— Мой начальник, — представил его Борис.

Сергеев, закручивая помокревшие кончики лихих драгунских усов, прогудел простуженным басом:

— Вставал бы ты, Борис Макеевич, на это клятое место. А мне бы — в строй. Возись вот теперь с вашим братом, конником, составляй всякие бумажки, акты… Тоска зеленая, ей-право.

— Э, не-е, — Борис погрозил пальцем. — Сниму Краснову кочан в Новочеркасске, поставлю ему в соборе свечку… Вот тогда подумаю.

Смех привлек внимание. Подбился Штейгер к землякам; подошли Харченко с Мухоперцем, морозовцы.

— Еще и Деникин есть, — вставил Харченко, остужая их пыл. — Намахаетесь. Так что не дюже забавляйтесь…

Распахнулась дубовая резная дверь. В проеме — молодцеватый адъютант командующего.

— Прошу, товарищи…

Командарм, поднявшись из-за стола, вышел навстречу. Пожимал руки с легким поклоном, простоватой улыбкой. Русый хохолок на затылке смешно топорщился, как гребень у молодого кочета.

— Горячая рука у тебя, товарищ Думенко. Наверно, сердце холодное…

Взгляды их встретились. Егоров, подмигнув, встряхнул его за плечо.

— Забыл уж я о той встрече…

Долго еще, сидя на мягком барском стуле, Борис кусал губу. Обегал глазами паркетный пол, лепной потолок, но ухом не упускал смысла слов…

Голос у командующего мягкий, без железа. Слов лишних не было, не было и жестов. Гольная суть их ясно раскрывала картину. Борис видел не лист бумаги, исчерченный цветными линиями и кружочками, а живые дивизии, свои и белоказачьи, вставшие противными стенками от Волги к Дону и обратно к Волге. Численный перевес в пехоте — все на нашей стороне. Зато с конницей — беда. С уходом немцев из Донбасса обнажился левый фланг Донской армии. Правое крыло нашего Южного фронта, 8-я и 9-я армии, вынуждено растянуться, занять пустоту. Наметился разрыв между 9-й и 10-й. Приходится разжижать Камышинский участок обороны. В тот разрыв и ударил вчера в ночь генерал Денисов.

Для него все это не составляло секрета — знал из газет, из приказов армии. А вот и новость. Антанта сумела все-таки объединить Донскую и Добровольческую армии под общим командованием. Но Краснов, казачья верхушка на Дону и не думали подчиняться залетной вороне. Они усиленно гнули свое: автономия и полная самостоятельность Войска Донского. Нелады у Деникина и с кубанско-терским белоказачеством…

— Паны дерутся, а у хохлов чубы трясутся, — сказал Харченко.

Боевую задачу Егоров ставил каждой дивизии в отдельности. Освободившиеся начдивы тут же покидали штаб. Колпаков, уходя, шепнул Борису:

— На загладку тебя, чуешь?

Огляделся Егоров. Хлопая указкой по ладони, сказал:

— Один остался. Что ж, придвигайся ближе, товарищ Думенко, разговор у нас будет особый…

Командарм вынул из кармана галифе пачку папирос. Угостил конника, закурил сам. Подождав, пока задымили и члены Военсовета — Сомов, Легран, Ефремов, — продолжал:

— Положение у нас на севере, как ты сам видишь, угрожающее. Денисов свел тут конницу Кравцова и Го-лубинцева. В Дубовке бригада полковника Яковлева. Наши стрелковые части Доно-Ставропольской дивизии отброшены за Волгу. Скатилась туда и конная бригада Булаткина. Одна надежда теперь на твою дивизию…

Борис мял в пальцах неподожженную папиросу, спросил сипло:

— А задача?

— Разгромить противника в Дубовке…

Пододвинул Егоров к столу тяжелый стул, сел. Развернул малую карту.

— Бросить конницу со станции Сарепта по железной дороге на Гумрак. Выгрузиться в Гумраке; через пригороды Орловку, Ерзовку и Пичугу ударить в Дубовку. Разгромить противника и восстановить положение на всем северо-востоке; соединить Камышинский боевой участок с фронтом. Вся задача. Но у нас вопрос… Посоветоваться с тобой нужно. Сводную дивизию всю целиком перебросить мы не можем. Рискованно оголятьлевый фланг. Белое командование воспользуется этим незамедлительно. Что, по-твоему, предпринять?

Борис расстегнул планшет.

— В самом деле, оголять левый фланг рискованно. Позавчера еще подошла свежая сводная группа в несколько полков генерала Толкушкина. Моя разведка захватила офицера. Я отправил его вам.

Начальник штаба армии кивнул согласно.