Пан Юр Ил опять ринулся под землю и уже не обращал внимания на то, что лицо горит и руки жжет даже через рукавицы. Он добежал до самого дна. Там стоял грохот от ударов кайл и было очень тесно. Пан Юр Ил не мог понять, что с ним делается. Грудь сдавило, он втянул в себя воздух, и сразу у него в горле оказался раскаленный железный прут, который прошел дальше и так и остался торчать, и нельзя было закрывать рот. Тогда он рванулся наверх и опять не слышал насмешек, сыпавшихся со всех сторон, и не понимал, чего хотят от него те, кто принялись его обыскивать.
Вечером, когда лег на свою циновку в бараке и стал думать, как вернуться на Кочжедо, он пришел к выводу, что поступил неправильно. Надо было потерпеть в колодце еще хоть полминутки и только несколько раз ударить по камню, чтобы отбить совсем маленький кусочек. Может быть, хватило бы на дорогу. Люди, такие же, как он, ну, может быть, немного посильнее и помоложе, делают так и получают много денег. А ему много не надо, только на дорогу. И он заработает эти деньги завтра же!
На следующий день Пан Юр Ил оказался у другого колодца, который заливали водой, и вместе со всеми устремился вниз. Через несколько минут он выскочил на поверхность без кайла, обеими руками прижимая к груди камень с золотыми прожилками. Рот у него был открыт, и он только вдыхал воздух, но выдохнуть никак не мог.
Пан Юр Ил безумными глазами посмотрел на приемщиков и всех, кто тут стоял, шагнул в сторону и упал лицом в снег. Он упал, но не выпустил камня из рук, а по-прежнему прижимал его к груди. Приемщики сами подошли к нему, перевернули его, взяли камень, и один из них выписал квитанцию. Но второй сказал, что у этого корейца изо рта идет кровь и он в таком состоянии, что квитанция может затеряться, не лучше ли отдать ее после. Это была правильная мысль, и так они и решили сделать.
Пан Юр Ила хотели оттащить немного в сторону, чтобы он не мешал другим. Но подошел еще один охранник и сказал, что сначала надо выяснить, не напихал ли этот хитрый кореец золота в карманы.
Он ощупал со всех сторон куртку и штаны Пан Юр Ила, ничего не нашел и разрешил оттащить его с прохода.
Загребая ногами рыхлый снег, приемщики забросали то место, где была кровь.
Теперь на Пан Юр Ила никто не обращал внимания. Неподалеку в разных местах отдыхали другие рудокопы. Но они быстро поднимались и уходили. И все же некоторые из них заметили, что Пан Юр Ил долго не поднимается. Они подошли к нему и увидели, что он умер.
Пан Чак не поверил чиновнику, будто на рудниках нет землекопа по имени Пан Юр Ил. Он стал подробно объяснять, какую работу выполняет отец и даже в каком месте ему определили рыть колодцы до холодов.
Чиновник, к которому обратился Пан Чак, достал из стола еще один толстый журнал и начал его перелистывать. И пока он водил пальцем по страницам сверху вниз, Пан Чак стоял и смотрел на него. Но вот палец остановился. Не поднимая головы, чиновник еще раз спросил:
— Пан Юр Ил?
— Да-да! — радостно закивал Пан Чак.
Служащий что-то сказал, захлопнул книгу, сунул ее в стол и снова взялся за письмо, от которого его оторвали.
Пан Чак вопросительно посмотрел на переводчика, и тот тихо произнес:
— Умер.
— Кто умер?!
Ему никогда не приходило в голову, что отец вдруг может умереть. Должно быть, они тут что-то перепутали. Они ведь считают, что все корейцы похожи друг на друга и их невозможно различить. Он сейчас пойдет и сам найдет отца.
Пан Чак шел в горы не по вьющейся тропке, а по глубокому снегу, напрямик, туда, откуда поднимался в небо густой белый дым. Рудокопы сидели в шалаше и ждали, пока очередной колодец зальют водой. Пан Чак спросил их об отце.
— Не знаем, — ответил один из рудокопов. — Недавно мы похоронили одного, вон там под сосной у сопки, а кто такой, не знаем.
Пан Чак молча взял возле шалаша заступ и направился к могиле.
Он бережно счистил с нее снег, выпавший за эти дни, и начал раскапывать свежий холм. Копал очень осторожно и, едва сняв верхний слой земли, отбросил заступ в сторону, продолжая выгребать землю руками.
Тело лежало не глубоко. Он сразу узнал халат, которым была прикрыта голова покойника. Ему трудно было приподнять этот халат, но он все же отдернул его и увидел, что это отец.
Пан Чак стоял на коленях, не отрывая глаз от родного лица. Наконец поднялся, снял с себя ватную тужурку, разостлал ее в сторонке и переложил на нее тело. Потом снова взялся за лопату, углубил могилу и, опустив в нее труп отца, засыпал землей.
Стоя на коленях, отвесил низкий долгий поклон на восток, поднялся и быстро зашагал прочь. Он выбрался на дорогу к маньчжурской границе.
… И вот он снова в родных местах, и джонка подъезжает к острову Кочжедо, которого уже никогда не увидит отец.
Они причалили к маленькой скалистой бухточке. Пан Чак поблагодарил рыбака и вышел на берег.