Тучи на рассвете (роман, повести)

Подполковник смотрел на генерала. Веки Осанаи, обессиленного полными напряжения и смертельного риска сутками, начали слипаться. Генерал вдруг очень уменьшился и стал похож на восковую фигурку.

Фигурка казалась рыхлой, бесформенной, будто стояла в теплом месте и начала оплывать, но ее забрали оттуда, и она снова застыла…

Шли минуты. Долгие, мучительные минуты. Ноги Осанаи начали подрагивать, но усилием воли он заставил себя удержать дрожь. Впервые за горячие месяцы работы с генералом он не знал, что делать. Ему казалось, будто генерал находится в состоянии прострации, будто все в этом человеке омертвело. Но подполковник многого не видел и не мог увидеть…

Кожа на руках Итагаки до самых плеч покрылась пупырышками. Потом они исчезли и вновь появились, словно занесенные нахлынувшей волной. Сощуренные веки генерала скрыли глаза и затемнили зрачки, которые медленно расширялись, как от физической боли. На шее образовалась малиновая точка и расплылась, превратившись в яркое бесформенное пятно.

Осанаи перенес Тяжесть тела с одной ноги на другую, и пол при этом скрипнул.

Веки генерала разомкнулись, он взглянул на Ясукэ и, словно сбросив оцепенение, медленно поднялся. Вытянулся в струнку Ясукэ.

— Значит, сдаваться, подполковник? — грустно спросил генерал.

С тяжелым вздохом подполковник опустил голову и тут же инстинктивно вскинул ее. Перед самыми глазами мелькнула широкая пухлая ладонь, растопыренные короткие пальцы, и он качнулся от сильного удара в лицо. Не успел он выпрямиться, как почувствовал вторую пощечину, третью, четвертую… Генерал бил его по лицу безостановочно, яростно, молча, все более тяжело дыша, а он, ошеломленный, захлебываясь от обиды, с трудом сохранял равновесие, стараясь держать руки по швам.

Этот протест покорностью окончательно вывел из себя генерала. Пухлые руки сжались в кулаки, и удары посыпались без разбору — по голове, по лицу, по глазам. Осанаи не защищал голову. Итагаки совсем задыхался, но у него хватило сил и ловкости точным приемом джиу-джитсу сбить подполковника с ног. В ярости он занес над лицом Осанаи ногу, но тот быстро прикрылся рукой, и, словно удовлетворенный, генерал прекратил побоище.

— Самураи не сдаются, собака! — прошипел он, отходя в сторону.

Медленно втянув воздух и резко выдохнув, он поправил на себе мундир и вышел из кабинета.

— Передайте на аэродром, — сказал он вскочившему адъютанту, — что я выехал к ним… Вернусь сюда через пять-шесть часов.

Ультиматум

Еще в начале августа тысяча девятьсот сорок пятого года военно-морские и сухопутные силы японцев, находившиеся в Южной Корее, были переброшены на Север.

Вскоре генерал-губернатор Кореи Абэ Нобуюки получил телеграмму от Чо Ден Ока: «Девять эшелонов машин и оборудования пхеньянских заводов отправлены на юг. Хыннамский комбинат разрушен». А через несколько часов пришло сообщение с фронта: «Русский морской десант высадился в японских военных базах Унгый и Начжин, расположенных на территории Кореи».

Прошло еще два дня, и новое сообщение потрясло Абэ Нобуюки: «Пал сильно укрепленный порт Чхончжин». Вслед за этим последовал рапорт Чо Ден Ока: «Доменные печи Мицуи выведены из строя».

Теперь сообщения с фронта и рапорты Чо Ден Ока шли почти одновременно:

«Русские авиадесантные войска овладели Пхеньяном…»

«Супхунская гидростанция взорвана, сорок паровозов отправлены на Юг. Чо Ден Ок».

«Пали Харбин, Мукден, Гирин, Чанчунь…»

«… Свинцово-цинковые разработки Локсана, золотые рудники Чангана, Садонские шахты затоплены, плотины ирригационных сооружений снесены… Туннели и мосты до Кэсона разрушены. Чо Ден Ок…»

«Советские войска овладели Дайреном и Порт-Артуром…»

Позор… Позор…

Бывший начальник жандармского управления Квантунской армии премьер-министр империи Ниппон генерал Тодзио Хидеки вместе со своим советником генералом Араки Садао и начальником генерального штаба императорской армии Умедзо Иосидзиро с нетерпением ожидали прибытия генерала Итагаки. Их нетерпение возросло, когда с аэродрома сообщили, что самолет генерала благополучно приземлился.

И вот наконец Итагаки появился в резиденции Тодзио. Без обычных длинных приветствий четверо сели за стол.

Итагаки предложил свой план, и он был принят единодушно. Совещание продолжалось восемнадцать минут. За это время четыре человека пришли к вероломному и бессмысленному решению, которое стоило жизни десяткам тысяч японцев. Эти четыре человека не могли предвидеть, что пройдет немного времени, и двое из них — Араки и Умедзо отправятся в токийскую тюрьму Сугамо для отбытия пожизненного заключения, а Итагаки и Тодзио будут повешены во дворе этой же тюрьмы…

После совещания Итагаки и Тодзио отправились в генштаб, а спустя еще полчаса Итагаки уже мчался на аэродром. Заранее предупрежденный летчик готовил моторы, чтобы, как только генерал ступит на борт, взвиться в воздух.