Тучи на рассвете (роман, повести)

… Вот джонка отца подходит к приемному пункту. Это огромная железная баржа, глубоко сидящая в воде у самого берега. Она открыта, как плоскодонка, только по борту проложены мостки, по которым расхаживают японские приемщики.

Пан Юр Ил высматривает, куда бы причалить, чтобы скорее разгрузиться. Джонки со всех сторон облепили баржу, и кажется, что это не джонки, а колышущийся островок.

Наметив место, Пан Юр Ил пришвартовывается к железному борту, берет у приемщика две бамбуковые корзины, и начинается разгрузка.

Приемщик считает корзины и следит, чтобы их нагружали полней. Из общего счета он, как полагается, сбрасывает две корзины на недомер, делает пометку в книжечке и выдает боны. Ими расплачиваются за аренду джонки, на боны покупают нитки для ремонта снастей в магазине «Ниппон Юки».

Теперь можно снова идти в море. Надо только выбраться отсюда, отчалить от борта, вдоль которого стоят шестнадцать приемщиков, и считают корзины, и сбрасывают за недомер, и кричат, чтобы люди быстрей разгружались, хотя рыба, как вода на перекате, бесконечным потоком льется в баржу.

А с моря идут и идут джонки.

Картины былого

Каждый раз, когда джонка Пан Юр Ила причаливала к седьмому затону и начиналась разгрузка, Пан Чак незаметно отрезал у пяти-шести рыб по плавнику. Вскоре на берегу начинали жужжать насосы: рыбу из баржи засасывали два широких резиновых рукава, перекинутых через борт, и она неслась наверх по чугунным трубам на конвейер, и Пан Чак думал: попадет его рыба в руки матери или нет?

Раньше мать стояла у самой трубы. Там всего шесть женщин — по три с каждой стороны конвейера. Они внимательно следят за потоком, идущим из жерла трубы на широкий желоб конвейерной ленты. Им надо успеть так схватить рыбу, чтобы потом уже не возиться с ней и не перекладывать в руке, а сразу зажать в ладони и полоснуть узким острым ножом вдоль живота, снова бросить ее на конвейер и хватать следующую.

Все это надо делать быстро, иначе часть рыбы пойдет по конвейеру неразрезанной, и те, кто потрошат ее, ничего не смогут с ней сделать, и те, кто посыпают ее солью, — тоже, и дальше, пока в конце ленты такую рыбу не заметит контролер.

После окончания рабочего дня всю неразрезанную рыбу принесут в корзинах на конвейер для обработки, да еще удержат штраф за убытки, которые несет завод из-за нерасторопности работниц.

И все же, когда мать стояла у жерла трубы, она всегда замечала рыбок без плавников и знала, что это сын посылает ей привет.

Потом ее перевели на солку. Здесь тоже все делалось быстро, ведь конвейерная лента движется безостановочно, но мать и тут успевала заметить рыбу, посланную ей Пан Чаком. А когда она думала о нем, не так щипало руки, хотя мокрая соль разъедала их одинаково все двенадцать часов.

А вот в последнее время ей было не до Пан Чака. Она уступила свое место слабой и больной женщине, которая стояла у конвейера впереди нее и потрошила рыбу. Это самая трудная работа. И не потому, что надо успеть каждую надрезанную рыбу зажать в руке, поддеть двумя пальцами за жабры и вытащить их вместе с внутренностями. В этом ничего трудного нет. Но ведь и потроха идут на переработку, и приходится каждый раз поворачиваться назад и бросать их на другой конвейер, который движется рядом с главным. А ребенок за спиной этой женщины не мог привыкнуть к тому, что его двенадцать часов мотают из стороны в сторону, и постоянно плакал. И его мать сама обливалась слезами, если плакал ее сын. Никто этому не удивлялся, ведь она принесла мужу первого сына. Больная женщина благодарила Хе Сун — так звали мать Пан Чака — за то, что та уступила ей хорошее место. И все женщины хвалили Хе Сун. Почти у каждой ведь за спиной ребенок, привязанный тряпкой или полотенцем, и они сочувствовали матери, родившей первого сына.

У Хе Сун тоже за спиной был новорожденный, и она тоже гордилась своим сыном и была рада, что у Пан Чака появился брат, а не сестра, которую надо растить для чужих людей.

Тайком она поглядывала на него и любовалась, какой он крепкий и красивый, как похож на Пан Чака. Но об этом никому не надо говорить. Пусть увидят, когда вырастет, а сейчас нельзя его хвалить.

Хе Сун теперь постоянно думала о младшем сыне и научилась работать, не тревожа его. Если ребенок начинал плакать, она втягивала в себя живот и быстрым движением рук передвигала сына вместе с полотенцем так, что узел получался на спине, а мальчик на животе, и давала ему грудь.

Он сразу затихал, и она успокаивалась, хотя теперь ей трудно было поспевать за конвейером. Руки приходилось держать на весу и стараться, чтобы вода с рыбы не попала на голову ребенка.

Когда он засыпал, Хе Сун снова передвигала его на спину и потом уже, бросая потроха на второй конвейер, поворачивала не весь корпус, а только голову, лишь бы не побеспокоить сына.

Все удивлялись, как это она может так часто и резко поворачивать голову. Но она могла, потому что тело ее было хорошо натренировано.