Те из каторжников, кто помоложе - играли в кости. Всего в Холлбруке существует две разновидности этой игры, если не учитывать формы, распространенные среди Фейри. Первая в своих правилах аналогична традиционной игре в кости, вторая - чем-то напоминает развлечения некоторых племен аборигенов диких земель, отличаясь в основном задействованным реквизитом. Смысл ее состоит в том, чтобы набросить скрепленные лучевую и локтевую кости руки на железный лом, торчащий из земли. С каждым последующим кругом бросков дистанция увеличивается. Согласно правилам, бросок следует совершать, не прибегая к помощи второй руки: одними только ногами да туловищем.
Единственное преимущество работы на нижних уровнях шахты перед работой на верхних состояло в том, что надсмотрщик и его бич крайне редко сюда захаживали. Данное обстоятельство в некотором смысле освобождало от ответственности праздно шатающихся каторжников, но совсем уж отлынивать у местных лентяев не получалось - свои же сознательные и следили за соблюдением порядка, ведь слишком серьезное нарушение режима могло повлечь за собой катастрофу общегородского масштаба.
Два шахтера стояли в стороне от играющих и ожидающих. Условно они принадлежали к молодняку и прибыли на каторгу сравнительно недавно. Иссохшаяся и частично обугленная плоть еще держалась на каркасе их скелетов в некоторых местах, но ей недолго оставалось, учитывая особенности температурного режима и низкой влажности на нижних уровнях шахты. Воздух здесь был до того сухой, что буханка хлеба обращалась в камень за полминуты, и не будь это место уже занято, в штольне бы рано или поздно свила семейное гнездышко парочка отпетых циников.
Шахтеры вели оживленную беседу, что было крайне необычно для Хельмрока, а уж тем более в жестких условиях каторги. Стоя, они опирались на тяжелые кирки, которыми пока орудовали с трудом, так как их недавно умершие тела еще не обрели характерной для обремененных прахом неупокоенных грубой силы и неисчерпаемой выносливости. Никто доподлинно не знал, откуда те силы брали начало, хотя теорий существовало множество, на практике же - один мертвец двадцатилетней давности мог с легкостью заменить тяжелоупряжного коня на пашнях, не требуя при этом кормежки или крова. Иной вопрос, что вблизи Хельмрока не колосились поля, и, казалось, даже сама земля препятствовала своему окультуриванию, в связи с чем только очень специфическая, а нередко и хищная флора здесь произрастала.
- Ну... Не знаю, Рори... Как-то это все неправильно... - протянул Мямля, в задумчивости почесывая нижнюю челюсть большим и указательным пальцами левой руки, как обычно делают волшебники, ученые и люди, склонные к размышлениям, или мошенники, пытающиеся за них себя выдать. В отличие от последних Мямля делал это отнюдь не со злым умыслом, но по привычке, от которой не избавился даже в посмертии. Он и смерти-то не заслужил по большому счету, если бы не плохая компания в виде друга подстрекателя, трудолюбивый Мямля, должно быть, жил бы сейчас при женушке и детях, на одной из многочисленных ферм, расположившихся вдоль Старого тракта.
В ответ на нерешительность товарища Рори закатил единственный глаз, что у него имелся (да и тот был из фарфора). Потом он бросил тяжелый инструмент и подскочил к Мямле, а так как был тот крупногабаритным увальнем, а Рори был завистливым коротышкой, дотянуться до черепа подельника ему удалось далеко не сразу, и только когда сам Мямля соизволил опустить голову, кисти рук сомкнулись на массивном подбородке.
- Мямля, ты же умник у нас! Ну подумай сам. Пораскинь моз... э-э-э... Да, подумай: сколько гнить будем на этой каторге? - и не дожидаясь, пока медлительный товарищ нагонит его, ответил, - Да целую вечность будем гнить, согласен?
Мямля нерешительно кивнул.
- Ну так вот... Сбежать нам не удастся, по всей видимости, - тут Рори передернуло от одного воспоминания о надсмотрщике и его хлысте: сказывался закрепившийся на уровне наследственности страх перед законниками и отчей рукой, - Только и бегать не придется, если каторгу отменят, разумеешь?
И снова кивок.
- Но сама по себе она, конечно же, не отменится! Сколько лет уж здесь эти бедняги конают, да все без изменений... И чахнут, и пропадают, выгорая, и себя теряют в потемках, а только строй не сломить безволием. Здесь нужна инициатива! Решительность! Вот... Да! Определенно нужна решительность, - история любит решительных, смелых, Мямля! - тут он, забывшись, хлопнул товарища по плечу.
Войдя в столкновение с толстой костью Мямли, хрупкие пальцы Рори не удержались и рассыпались на фрагменты, а сам он, выругавшись, принялся лазить по полу, собирая фаланги. Эта краткая передышка позволила Мямле обдумать сказанное, и когда Рори поднялся, он, к своему неудовольствию, встретил не безропотное подчинение, но глубокомысленный ответ.
- Я тут вдумался, Рори, - вдумался и пришел к выводу о том, что История, скорее всего, любит тех, кто в ней не упомянут...