Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  - В каком это смысле? - сложив руки на груди и гордо подняв голову, Рори встал в позу упорства недалекого человека - Попредметнее, пожалуйста...

  - Ну, знаешь... - тут же замялся Мямля, для которого Рори, несмотря на все нестыковки и поразительное скудоумие в вопросах высокого полета, а также немалую долю участия в его смерти, оставался непререкаемым авторитетом. - Чаще всего те, кто остаются в стороне от исторических хроник, познают в жизни куда больше счастья, нежели те, кто, отстаивая определенную идею, неизбежно сталкиваются с сопротивлением общества и отдельных его представителей.

  - Ага, ну ясно... Видишь ли, Мямля, для меня дилеммы не существует: возникни необходимость сделать выбор между печальной славой и счастливой безызвестностью, я не раздумывая предпочту место в истории счастью, тем более что нет его у меня в настоящем, и едва ли когда-нибудь будет. Да и у тебя нет, приятель, согласись!

  - Ну... Да, наверное, ты прав! То есть - я уверен, что прав, иначе быть не может!

  - А что если я скажу тебе, Мямля, что есть некий способ вернуть былые деньки?

  - Есть способ?

  - Мы с тобой залезли в курятник однажды, помнишь?

  - Да... - мечтательно протянул Мямля, который и в посмертии не оставлял надежды обзавестись хозяйством.

  - Помнишь, как самая большая наседка из тех, что мы украли, все никак не могла пролезть через щель в заборе, где отодрали доску?

  - Да! - Мямля отлично помнил ту наседку: Рори предлагал ей шею свернуть и по частям вытащить за ограду, но Мямля не согласился и настоял на том, чтобы расширить проход, рискуя их шкурами. Тогда пронесло, а курица по итогу осталась жива и вскоре обзавелась новым хозяином, заплатившим им звонкой монетой. В конце концов ее кости наверняка оказались в чьем-то бульоне, но совесть Мямли была чиста.

  Рори же не волновала чистота своей или чьей-либо совести, ему было плевать на животных, а уж на людей так тем более. Попади он в ситуацию, из который нельзя извлечь выгоду, мошенник бы посодействовал худшему раскладу для окружающих, просто потому, что гнус, - он гнус и есть, бесчестный, - просто поэтому. Однако, числились за Рори и положительные качества, к примеру, случалось бандиту заступаться за слабых или помогать бедным. Случалось, не так чтобы очень часто, но прецеденты были, а Мямля их копил в своем дарма, что медленном, зато вместительном котелке, и время от времени пускал в ход для оправдания сомнительных действий со стороны товарища.

  - Хорошо, что помнишь. Вот тебе мой план, - начал Рори, понизив тон голоса, - затолкнуть этой громадине в глотку обломок угля, да побольше, так, чтобы поперек горла встал.

  - А? - Мямля удивленно посмотрел на Бармаглота, как бы сомневаясь.

  - Да-да! Ты все правильно понял, мой друг: прямо туда, - ему в глотку! Ты не смотри, что голова огромная, шея-то у него махонькая, я проверял...

  - Так вот куда ты отлучался...

  - Ага, справлялся по теме. Смотри: мы в перерывах от сетования на судьбу-злодейку занимаемся в основном тем, что раскалываем глыбы угля, так?

  - Так...

  - Измельченную породу грузим в ведра, а затем все это сбрасывают в глотку во-о-он тому чудовищу старожилы, правильно говорю?

  - Правильно...

  - Потом, то, что прошло мимо нее, забрасывают лопатами вдогонку за основной массой, но это уже не важно. Стало быть, мы и так при деле, - располагаем всем необходимым для осуществления задуманного мною плана. Что требуется - это спрятать одну большую необработанную глыбу под россыпью угля положенного размера, и никто не заподозрит подмену.

  - Ну не знаю... А ты уверен?

  - Конечно, уверен, - Рори махнул рукой на обуглившихся скелетов, ожидающих перед часами, - эта ветошь и себя давно не помнит; с чего ты взял, что разницу заметит, когда ничего вокруг не менялось веками?

  - Ты прав...

  - Да брось, когда я тебя подводил? - спросил Рори, и не давая опомнится, добавил, - все понял?

  Мямля кивнул.

  - Отлично, тогда приступаем! - дал отмашку Рори, поднимая кирку.

  Глава II

  В ту ночь пробуждение лорда Мортимера было сопряжено с рядом обстоятельств, которые он не привык испытывать и потому никак не мог знать, что его подданные, не принадлежащие к благородному сословию, имеют обыкновение называть эти обстоятельства - "неудобствами".

  Пробудившись, лорд долго лежал на роскошной кровати под балдахином, шелков которого не видел из-за ледяной корки, покрывающей веки. Силился открыть глаза, но не мог этого сделать, и не понимал, что происходит, а оттого приходил в ярость.

  Его члены в ту ночь были мертвее обыкновенного, что заставило владыку Холлбрука вспомнить о неизбежном финале - выгорании рано или поздно ожидавшем его, равно как и любого неупокоенного. Такой ход мыслей не понравился лорду Мортимеру и взбудоражил его еще сильнее.