Туда, где фабрикуют облака

– Теперь вы знаете, – сказала Эмбер и снова села на свое место, фамильярно обрывая все, о чем говорила ранее. – Я не помню, как произошли роды и почему я пыталась убить ребенка. Когда я пришла в себя меня уже схватили и доставили на реабилитацию в это самое заведение.

– И что в итоге? – уточнила Сара, дабы убедиться в собственных догадках о чувствах, что испытывала эта пациентка.

Но Эмбер ответила не сразу, будто размышляя о том, что осталось действительно важное перед тем, как она прыгнет в эту пропасть небытия и забудет все, о чем говорила.

– А что будет с моим ребенком? – вымолвила из себя она и затихла, будто бы и вовсе не ожидая услышать ответ. Но он упал ей как снег на голову.

– То же самое, что и с остальными, – без зазрения совести ответила Сара – Его научат быть человеком и видеть мир замкнутым без права на выход. Ему придется понять, что человек – это бремя, которое необходимо нести, с осознанием этого факта. И ему придется понять, что от кого бы он ни родился, единственная мать, которую он должен знать и уважать – это Республика. Ваша роль в его жизни окончена и от лица вышестоящих мы приносим вам благодарность за проделанную работу.

Эмбер нахмурилась и собиралась что-то ответить, но вовремя взяв себя в руки, произнесла просто и скупо:

– А как же то, что я мать?

– Амплуа родителей в спектакле воспитания – лишь переоцененная декорация. Сама природа ни раз доказывала, что чужой род или даже вид вполне способен воспитать не их собственное дитя. И при этом их чадо вырастало здоровым. То бишь, род сохранен, а не это ли главное?

Пациентке ничего не оставалось, как молча кивнуть и встать. То, что последовало далее никто не ожидал увидеть: проститутка словно одичавшее животное, выпрыгнув из человеческого обличья, набросилась на доктора с когтями. Сил ей не хватило, чтобы хоть как-то серьезно навредить андройду, но на лице Сары после драки остались тонкие линии разрезов. Руки пациентки, словно опасные лапы хищника, ударяли раз за разом, не внимая на кровь льющуюся из тонких, но опасных пальцев. Однако, вся сила и ярость очень скоро стали сходить на нет.

Закончилось все это так же быстро, как и началось. В кабинет вбежали несколько громил и резко оттолкнув Эмбер потащили ее к выходу. Сама проститутка смеялась и кричала во все горло:

– Твой вопрос порождает ответ! Лучше задай мне такой вопрос, чтобы он породил вопрос во мне самой!

Значения этих слов не удалось понять даже мне, потому я отнесся к этой сцене как к помутнению рассудка светлого ума. С какой бы стороны я ни посмотрел на ситуацию, но для меня Эмбер оказалась победительницей. Пожертвовав собой, она вышла из этого общества на щите – непоколебимо отстояв то, что было действительно важно для нее самой.

– Надеюсь, что более такого не повторится, – произнесла доктор Сара, обращаясь к каждому из присутствующих. Пришла в себя она очень быстро и как ни в чем не бывало уже сидела на своем месте. – Ну, а теперь на очереди Макс Хоук.

Как я уже понял, сопротивляться было бы бесполезно и глупо. Самый простой выход из любой ситуации – принять себя, каким бы ты не был. И если они хотят узнать кто ты – просто покажись им тем, кем они хотели бы тебя видеть. Не обязательно врать, если можно говорить правду, обходя щепетильные вопросы.

– Меня зовут Макс Хоук, – произнес я, когда встал. Затем поднял голову к потолку, чтобы размять шею. – И именно я совершил все те преступления, слухи о которых ходят уже не первый месяц. Позвольте встать перед вами на распятие!

7 Смит

– А мне все кажется, что люди совсем не такие, какими должны быть, – размышлял в слух Макс Хоук, пока машина мчалась по воздушному шассе, направляясь в участок. – Наверняка ранее мы не имели друг с другом ничего общего, а потому даже не пересекались. Пока однажды какой-то дурак не сказал, что красный фрукт на дереве – это долбанное яблоко. И вот все уже умеют разговаривать. Потихоньку мы создавали свободное общество. Только в итоге это не обобщало, а порождало тюрьму. Медленно, шаг за шагом. И теперь нам из нее не выбраться.

Эти мнимые идеи, минуя меня, улетали на улицу и падали в грязь, где погибали так же незаметно, как и появлялись. Почему, спросите вы? Потому, что этот дерзкий, длинный и пафосный слог постепенно подводил своего владельца к месту расправы, где должен был совершить предначертанное им правосудие. Но внезапно в самом конце, когда и тормозить было бы бесполезно, – останавливался и замирал. Потому как сознавая, где простилается черта закона – все в нем, достигнув апогея, мертвело, оставаясь незаконченным, неспособным расставить все точки над i.