Тугая струна

Бринкли просунул руку между промышленных размеров мусорным контейнером и стеной фабрики, и его пальцы нащупали пакет, который он заранее здесь припрятал. На этот раз лучше всего попасть внутрь через окно администрации. Он не боялся, что оно находится на самом виду и кто-нибудь, проходя или проезжая мимо, сможет его увидеть. Ни на одном из ближайших предприятий не было ночной смены, охранник не должен был появляться еще по крайней мере час, а фабрика красок была последней в ряду зданий и упиралась в двухметровый с лишком забор. Срезать путь здесь никто не будет.

Чтобы пробраться внутрь, ему понадобилось меньше пяти минут. И всего семь ушло на то, чтобы хорошо натренированными руками приготовить стандартный запал. Сигаретный дымок пополз вверх, самый приятный аромат для его ноздрей. Его сладость смешивалась с химическими запахами краски, которыми тут был напитан воздух. Краска вспыхнет как огненный столб в пустыне, удовлетворенно подумал Бринкли, пятясь по темному коридору и не спуская глаз с тлеющего запала.

Он пошарил рукой позади себя, ища открытую дверь в комнату администрации, через которую и проник внутрь. Вместо пустоты его пальцы скользнули по теплой материи. Вздрогнув, он повернулся, и свет фонарика хлестнул его по глазам, как если б в лицо ему плеснули шампанским. Ослепнув от яркого света, он зажмурился. Он хотел было броситься назад, но, потеряв ориентацию, шарахнулся вбок и налетел на стену. Луч дрогнул, и он услышал, как щелкнула дверь.

– Вы пойманы с поличным, – произнес женский голос. – Алан Бринкли, я задерживаю вас по подозрению в поджоге…

– Нет! – взревел он, словно зверь, попавший в западню, и бросился на свет.

Они сцепились и рухнули на пол, катаясь клубком и круша офисную мебель. Женщина под ним боролась и извивалась, словно бешеная кошка, но он был тяжелее и сильнее, его мускулы годами укрепляла нелегкая работа пожарного.

Она попыталась ударить его фонариком, но он плечом легко отразил удар, и фонарик покатился по полу и остался лежать возле картотеки, слегка покачиваясь и бросая неверный отсвет на дерущихся. Теперь ему было видно ее лицо, ее открытый рот, искривившийся в решительной гримасе, когда она изо всех сил попыталась высвободиться. Если он смог увидеть ее, то и она его видела, мелькнуло в охваченном паникой сознании.

Попасться – значило загубить все дело. Тогда он вовек не рассчитается с долгами. Морин никогда не простит ему, если он попадется.

Он придавил коленом живот женщины и навалился на него всей тяжестью, лишая ее легкие воздуха. Одновременно втиснув локоть ей поперек горла, он пригвоздил ее к полу. Когда ее язык вывалился в отчаянной попытке глотнуть воздуха, он свободной рукой схватил женщину за волосы и рванул ее голову в сторону, через свое предплечье. Он скорее почувствовал, чем услышал, как что-то хрустнуло. Ее тело вдруг обмякло. Борьба была окончена,

Он скатился с нее и скорчился на полу, как младенец в утробе матери. К горлу подступили рыдания. Что он сделал? Ответ был ему прекрасно известен, но мысленно он все повторял этот вопрос. Он встал на колени, голова моталась, как у побитой собаки. Он не может оставить ее здесь. Они слишком быстро ее обнаружат. Нужно ее куда-то оттащить.

С его губ сорвался стон. Он заставил себя притронуться к телу, которое в его воображении уже успело стать мертвым и холодным. Кое-как он взвалил мертвую женщину себе на плечи, как их учили носить пострадавших. Пошатываясь, он с трудом протиснулся в дверной проем и двинулся дальше, к эпицентру пожара. Он пронес ее мимо запала, который сейчас уже источал едкий дым, туда, где на поддонах стояли готовые банки с краской, ожидая, когда их погрузят на грузовики. Тут вскоре станет особенно жарко, так что следователям мало что останется. Пожалуй, и вовсе ничего, что и не позволит связать его с ней. Тело послушно скользнуло с его плеча на пол.

Вытирая выступившие на глазах слезы, Брин-ли повернулся и побежал в ночь, манившую приятной прохладой. Как могло дойти до этого? Как немногие развлечения и любовь к хорошей жизни могли привести его сюда? Ему хотелось упасть на землю и по-волчьи завыть. Но вместо этого он должен был удержаться на ногах, должен был добраться до машины и ответить, если ему на пейджер пришло сообщение о вызове. Он должен все это вытерпеть. Не ради себя – ради Морин.

– Разве тебе не надо в Сифорд? – спросил он.

– У меня с собой телефон. По автостраде туда добираться всего на полчаса дольше, чем из дома. А нам нужно решить, что мы имеем и что предстоит делать теперь.

– Тогда заходи.

Чтение того, что написал Тони, заняло у Кэрол больше времени, чем потребовалось ему для просмотра фотографий и видеопленки, которые она привезла с собой, но он не жаловался. Он снова и снова прокручивал кадры и перебирал снимки с точным указанием даты. С его губ не сходила улыбка, глаза блестели. Наконец Кэрол дочитала. Взгляд соучастников, которым они обменялись, сказал обоим, что они были правы и что теперь можно представить дело так, что игнорировать его и дальше станет затруднительно.