Тугая струна

Во время пересадки ей уже было совсем не так весело. Начало темнеть, а из того, что объявляли на вокзале в Ньюкасле, она не могла разобрать ни слова. Это звучало совсем не так, как говорили с телеэкрана Джимми Нейл и Кевин Уотли. Здесь диспетчеры говорили как инопланетяне. Каким-то чудом ей удалось найти нужную платформу, откуда поезда шли до Файв-Уоллз, и неловко войти в вагон, чувствуя на себе любопытные взгляды незнакомых мужчин, которые жадно глазели на ее короткую юбку и яркий макияж. Воображение у Донны разыгралось, превращая усталых владельцев сезонных билетов в бродяг и маньяков.

Было большим облегчением сойти с поезда и увидеть, что, как и договорились, он ждет ее на стоянке. Встреча прошла чудесно. Он выбрал самые верные слова, подбодрив ее и убедив в том, что она поступила правильно. Он просто прелесть, говорила она себе, совсем не такой, каким, по ее представлениям, должен быть человек с телевидения.

И вот они поехали по узким проселочным дорогам. Он объяснил, что пробные съемки не смогут начаться раньше завтрашнего утра, но он надеется, что она не откажется с ним поужинать. Он сказал, что у него поблизости есть дом и что там есть комната для гостей, где она сможет переночевать, – тогда, выпив стаканчик-другой, ему не придется потом вести машину. Конечно, если она не возражает. В противном случае он готов отвезти ее в гостиницу.

Какой-то частью сознания воспитанной и приученной к осторожности девочки ей хотелось сейчас же отправиться в гостиницу, откуда можно будет позвонить матери и успокоить ее, сказав, что она жива-здорова и у нее все в порядке. Но ночевать одной в гостиничном номере, в городе, где она никого не знала, не имея другой компании, кроме телевизора и мамы на проводе, которая наверняка станет рвать и метать, не казалось ей такой уж заманчивой перспективой. Другой голос у нее в голове, искушая и подбивая на опрометчивые поступки, убеждал ее, что никогда больше у нее не будет такой блестящей возможности добиться успеха. Провести целый вечер наедине с ним – что может быть лучше, если хочешь произвести на него впечатление. Тогда завтрашние пробы превратятся в пустую формальность. Этот голос, заглушаемый сложной смесью опасений и предвкушения, намекнул, что такого благоприятного повода расстаться с девственностью может больше не представиться.

– Переночевать у вас было бы просто классно, – сказала она.

Он улыбнулся, на секунду оторвал взгляд от дороги.

– Обещаю, что нам не будет скучно, – сказал он. И он не обманул. Что-что, а скучно не было. Не сразу, конечно. Еда оказалась объеденье, деликатесы от Маркса и Спенсера, про которые ее мама всегда говорила, что они не могут себе этого позволить. А еще они пили вино. Множество разных вин. Сначала шампанское, потом белое вино под закуски, потом красное под основное блюдо и тягучее, ароматное, золотистое – под пудинг. Она и не подозревала, что на свете есть столько вин с разным вкусом. Он был просто душка, весь ужин. Непрерывно шутил, заигрывал с ней, рассказал кучу историй, от которых улыбка не сходила у нее с лица, а внутри все сжималось, потому что она узнавала все эти секреты из жизни звезд.

И ему, казалось, ее общество тоже доставляло удовольствие. Он все время спрашивал ее, о чем она думает, что чувствует, кто на телевидении ей нравится, а кто нет. Ему было интересно, он пристально глядел в самую глубину ее глаз, слушал по-настоящему внимательно, как и полагается влюбленному мужчине, а не просто мальчишке из школы, одному из тех, с кем она гуляла раньше, которые только и думают, что о футболе да о том, насколько далеко ты разрешишь им зайти. Но он и не пускал слюни, глядя на нее, как некоторые грязные старики. Он был предупредителен и обращался с ней уважительно. За всеми этими разговорами позвонить матери было последнее, о чем она думала.

В конце ужина она чувствовала приятное головокружение. Она не напилась, нет, не как на дне рождения у Эммы Лоумас, когда она одна выпила пять бутылок крепчайшего сидра и потом несколько часов ее рвало. Предметы только чуть-чуть расплывались, а все существо наполняло счастье и желание ощутить прикосновение его горячего тела, зарыться лицом в цитрусовый и одновременно древесный запах его одеколона, сделать свои фантазии реальностью.

Когда он встал, чтобы сварить кофе, она пошла за ним, несколько нетвердо держась на ногах, испытывая легкое головокружение, отчего вся комната слегка покачивалась, но это не было неприятно. Она встала сзади и обвила руками его талию.

– По-моему, вы чудо, – сказала она, – это просто фантастика.

Он повернулся и дал ей прижаться к себе, пряча лицо у нее в волосах и утыкаясь носом ей в ухо.

– Ты не похожа на других, – прошептал он, – совсем не похожа.