Тугая струна

– Спасибо… – С чувством внутренней опустошенности Полин Дойл растерянно положила трубку и уныло уставилась на стоявшую на телевизоре фотографию.

С фотографии ей улыбалась Донна. Кокетливая, искушенная улыбка говорила, что Донна вплотную подошла к границе, отделяющей ребенка от женщины. Ее мать закусила руку, чтобы не закричать, потом тяжело поднялась и двинулась внаправлении сияющей безупречной чистотой кухни.

К этому времени Донна Дойл была еще жива-здорова, разве что слегка пьяна.

Стоило принять решение, как все остальное были уже детали. Во-первых, официальное предложение, которое ради пущего эффекта должно было прийтись на ежегодный телемарафон, организуемый для сбора средств в помощь нуждающимся детям и каждый год приносивший миллионы. На глазах у восьми миллионов телезрителей Джеко опустился на одно колено и попросил Мики выйти за него замуж. Она сначала должным образом опешила, но потом растрогалась. Со слезами на глазах она сказала «да». Как и во всем остальном, имевшем отношение к их браку, в этой сцене не было ничего такого, чего нельзя было показать по телевизору на фоне водопада.

Бракосочетание, конечно, прошло в отделе актов регистрации гражданского состояния, но не было причин, которые помешали бы этому вылиться в праздник, несколько дней не сходивший с полос всех бульварных газет. Свидетелями со стороны жениха и невесты стали продюсеры Джеко и Бетси, оба они выступали также в роли тайных соглядатаев, следивших, чтобы никто не пил слишком много шампанского, от которого развязываются языки. Потом, как и полагается, шел медовый месяц. Частный остров на Сейшелах, Бетси с Мики – в одном коттедже, Джеко – в другом. Несколько раз они видели его на пляже, всегда с новой девушкой, но никто, кроме самого Джеко, ни разу не ужинал и не обедал с этими девушками, и он никогда не знакомил их ни с одной из своих подруг.

В последний вечер все трое ужинали вместе при свете сказочной восточной луны.

– Что, уехали твои приятельницы? – спросила Бетси, набравшись смелости после четырех бокалов шампанского.

– Они мне не приятельницы, – сказал Джеко, тщательно подбирая слова. Его губы исказила странная усмешка. – Боюсь, даже не личные помощницы. Я не сплю с приятельницами. Секс я отношу скорее к сфере купли-продажи. После несчастного случая, после Джилли я дал себе слово никогда не подставляться, чтобы никто не мог ничего меня лишить.

– Это печально, – сказала Мики. – Не желая рисковать, ты многое теряешь.

Его глаза стали точно стеклянные, как тонированные стекла лимузина, защищающие от посторонних взглядов тех, кто внутри. Она могла бы поклясться, что такого взгляда не видели у него ни зрители, ни даже те безнадежно больные люди и калеки, которым он уделял столько времени, отдавая свои силы и энергию на то, чтобы их поддержать. Если бы кто-то хоть раз увидел эту темноту в его глазах, его бы на пушечный выстрел не подпустили ни к одному больному или умирающему. То, что видел мир вокруг, было его обаяние. Да что мир! Даже она видела в нем главным образом его обаяние. Но на этот раз он или нарочно приоткрыл ей чуть больше, или же не догадывался, что она видит его насквозь. Даже Бетси говорила ей, что она преувеличивает, говоря о таких глубинах в душе мужа. Но Мики отлично знала, что не преувеличивает.

Джеко без улыбки посмотрел прямо в глаза жены и сказал:

– Я очень часто рискую, Мики. Только стараюсь свести к минимуму потери. Возьмем наш брак. Это риск, но я не пошел бы на него, если бы не был уверен, что для меня он безопаснее. Ведь если выяснится, что это все – обман, ты теряешь гораздо больше меня.

– Может быть, – согласилась Мики, слегка наклонив бокал. – Но, мне кажется, грустно лишать себя самой возможности любви, а именно это ты делаешь с тех пор, как порвал с Джилли и начал эти игры со мной.

– Это не игры, – сказал Джеко, его лицо сохраняло замкнутое и напряженное выражение, – но если ты беспокоишься, что я в чем-то себя обделяю, то не стоит. Я в состоянии позаботиться о себе. И обещаю: что бы я ни предпринимал в этом направлении, тебя я в неловкое положение не поставлю. Я – король маскировки.

Он приложил к груди левую руку и улыбнулся, словно давал торжественную клятву.

Эти его слова не давали покоя Мики, хотя повода бросить их назад, ему в лицо, у нее и не было. Но временами, видя, как в его глазах нет-нет да промелькнет некая тень, воскрешавшая в памяти их встречу в ослепительно-белой больничной палате, когда она впервые увидела его еле сдерживаемую ярость, она спрашивала себя, что скрывается в том его мире, который нуждался в такой тщательной маскировке. Однако убийство в перечень возможностей она не включала.