Тугова гора

Марине Олеговне тоже отойти бы от мирских дел, дожить в молитвах остатние дни, но малы были сыновьи Василий и Константин; особенно первому была она необходима; легло на его детские плечи разоренное княжество; не решилась оставить сыновей без материнского мудрого присмотра. Теперь вот Марьюшка души в ней не чает, не отходит ни на шаг; мать свою не то что не любит— побаивается ее. Неласкова княгиня Ксения с родным дитятей. Почитай, два месяца гостила в Ростове, л сердце не дрогнуло. Прибыла, и опять холодом веет or нее, будто в наказание ей Марьюшка.

Есть что вспомнить старой княгине, есть о чем погрустить. Вот у внучки Марьюшки еще нет никаких воспоминаний, с радостью встречает утро, с радостью засыпает, ожидая нового светлого дня. Только и ее судьба окажется несладкой. Пройдет совсем немного времени — и на ее долю падут горести; выдадут ее еще подростком за нелюбимого Федора Ростиславовича, князя можайского, прозванного в миру за непутевый и беспокойный нрав Черным.

Будет Федор Черный подолгу пропадать в Орде, помогая хану усмирять непокорные народы, женится второй раз при живой жене на ханской дочке, и в одно время подойдет он со своей разноплеменной дружиной к Ярославлю, чтобы занять престол, и не пустят его в город княгиня Ксения с боярами…

Марьюшка ни на шаг не отходила от гостьи, ласкалась к ней. Детские глазенки светились восторгом.

— Росинка, примерь теперь эти подвески. Они тебе будут хороши. — Подала ушные подвески — серьги со сверкающими камешками — бриллиантами.

— Не возьму, княжна, не надо, — слабо отбивалась Россава. — Тебе самой они к лицу.

— Какая ты непослушная! — рассердилась Марьюшка, топнула маленькой ножкой в атласной мягкой туфельке. — Ты посмотри, как они переливаются на свету! — Совала серебряное зеркальце девушке и тут же: — Как. это ты в лесу живешь? Небось боязно?

— Привыкла, — улыбалась Россава. — С дедушкой не боязно. И собака у нас большая, сторожит. Нет… вовсе не боязно.

Россава покорно отвечала на все вопросы княжны, не хотела огорчить неосторожным словом.

— Теперь у нас будешь жить, — уверенно заявила Марьюшка, — Ведь так, бабушка?

— Пускай живет, — по-доброму улыбнувшись, сказала Марина Олеговна. — Но почему ты не спросила, согласна ли Росинка быть с тобою, надоедой?

— Спасибо за милость, — с легким поклоном поблагодарила Россава. — Княжна мне очень по душе. Она такая славная.

Марьюшка счастливо засмеялась: похвала девушки обрадовала ее; запрыгала на одной ножке… и вдруг разом притихла, как-то сжалась вся: в дверях стремительно появилась княгиня Ксения, мать ее.

Княгиня Ксения была худа, узкоплеча и потому казалась выше своего среднего роста. Раннее вдовство (девятнадцати лет не была, когда нежданно-негаданно скончался муж Василий Всеволодович) — наложило свой жесткий отпечаток на ее характер: часто была раздражительна, несправедлива, могла целыми днями оставаться наедине с собой — ни словом не перемолвится ни с кем, ни улыбки не появится на когда-то красивом, теперь уже поблекшем лице. Побаивались княгини, портилось настроение в ее присутствии: ни себе в радость, ни людям во грех.

Была она на этот раз взволнована, пятнами выступил на лице горячечный румянец. Резко повернулась к свекрови:

— Умом покосился наш князюшка, как больше скажешь…

— Что так? — всколыхнулась в испуге старая княгиня. — О чем молвишь ты?

— Рада бы не молвить такого… Да вот сама спроси боярина. — Кивнула на вошедшего Третьяка Борисовича. Тот подтолкнул вперед себя сына Евпраксии Васильковны — Василька.

Василько, как глянул на нарядную Россаву, — застыл на месте, побледнел от волнения: «Да полно, уж Росинка ли это?» И Третьяк Борисович с любопытством присмотрелся к девушке, покачал седой головой: «И наделит же господь неземной красотой плоть человеческую!»

— Что сделалось с князем? — обеспокоенно допытывалась Марина Олеговна. — Объясни, боярин!

— Эко, как перепугали тебя, матушка. — Третьяк Борисович глянул с укором на княгиню Ксению. — Ничего покуда страшного не случилось, — ровным голосом продолжал он, — Видишь ли княгинюшка, сговорилось вече не поддаваться, ежели посягнут поганые на город.

— И этого не мало, — холодно вставила княгиня Ксения.-Быть городу в пепле и прахе, иначе не мыслю.

— Что решено, того не минешь, княгиня, — с тем же спокойствием ответил боярин. — Думать надо, как подготовиться да и встретить супостатов. Нешто мы уж совсем слабы?

— Где же сам-то, князь Константин? — тревожно спросила Марина Олеговна, которая, кажется, не совсем еще осознала грядущую беду.

Князь Константин в это время, стоя у всхода в крыльцо, отдавал распоряжения ближнему дружиннику Даниле Белозерцу.

— Смотри, чтобы не застигли врасплох. По всей суздальской дороге пусти дозоры.

— Сей миг отправлю, княже.

— Отбери десяток лучших воев, вели собраться наскоро и быть готовыми. Едем в Ростов.

— Есть ли нужда в заводных конех, княже? — озабоченно спросил дружинник, стараясь отгадать, чем вызвана эта поспешная поездка.

— Не надо заводных. В Ростове сменим.

— Как? — не скрыл удивления Данила. — И далее станет путь?