— Я так… — растерялся старик.
— Ищи тебя. Весь город обежал, хорошо — подсказали люди: у Дементия. Внучка твоя где?
— Здесь внучка. — Савелий метнул испуганный взгляд и а спальный полог в избе. — Да пошто она тебе понадобилась?
Весело и требовательно ответил Топорок:
— Княгиня Марина Олеговна велит звать ее.
Совсем растерялся старый бортник.
— Пошто? Какая вина за ней?
— Того не ведаю. Велено сыскать и доставить.
— Ишь, беда-то. Не одета она, как ей во дворец, — высказал последнюю надежду Савелий.
— Велено привести — и все. Хочет княгиня взглянуть на нее, страдалицу.
— Иди, внученька, — со слезами сказал старик. — Храни тебя бог.
Тронутая нелегкой судьбой девушки, пожелала сердобольная княгиня Марина Олеговна, чтобы привели к ней Россаву. Глядишь, радоваться бы должен, если останется Росинка в княжеском дворце — честь-то немалая! — да и не весь же ей век коротать с дедом в лесу: может статься, понравится княгине, выдаст ее за кого-нибудь из дружинников, будет жить припеваючи. А как ни думай, радости нет: оторвали от сердца кровиночку, ради которой на свете жил.
Дементий — в кожаном, опаленном до желтизны переднике, волосы, чтоб не спадали, стянуты ремешком — расковывал стальную полосу. Савелий бил молотом, куда указывал ручником кузнец; постепенно вырисовывалось из брызжущей искрами огненной полосы лезвие обоюдоострого меча.
Рядом старался Филька. Хоть и пот лил с чумазого, с конопушками, лица, с усердием налегал на рычаг меха, раздувал яркое пламя в горне. Не зря старался отрок, обещал тятька выковать ему по силам настоящий меч — за взрослого стал считать, как побывал Филька в татарском остроге.
А у раскрытых дверей в тени лежал надежный страж серый Полкан. Он и встретил ворчанием подошедших людей.
— Здоровы будете! — приветствовал Еким. — Бог на помощь.
— Спасибо, лодийный мастер. И ты здрав будь, — откликнулся Дементий. Отбросив потемневшую заготовку меча на кучу железа в углу, вышел из кузницы. Вдруг увидел за спиной мастера парня, спросил неласково:
— А ты пошто, непутевый?
— Дык пришел, — растерянно начал Еремейка.
— Вижу, что пришел, — усмехнулся кузнец. — Только как понять — зачем пришел? Купеческие караваны я, чай, не снаряжаю, помощники мне не надобны.
— Оружие мне какое-нито. Уважь, дяденька Дементий.
— Опять купца охранять пойдешь?
— Рассчитался он со своим купцом на моих глазах, — вступился Еким за парня.
Еремейка был донельзя рад поддержке мастера, перешел к деловому разговору:
— Дык как?.. Грамоту писать станем?
— Какую еще грамоту? — удивился кузнец.
— А к тому, как на время я к тебе, чтоб потом не обижался. Ишь ты, у князя-то с обидой какой говорил. Что говорил-то, вспомни.
Кузнец усмехнулся словам парня, взгляд его потеплел.
— Дурак ты, Еремейка, — ласково попрекнул он. — Таким и на тот свет отойдешь. Ну и оставайся таким, как без таких — невесело. Нешто я не знаю, что не удержишь тебя, ежели нету тяги к нашему кузнецкому делу. Гнать бы тебя в шею с подворья, да полюбилось мне, как ты с монахом-переветником Миной управился. За это тебе людской поклон. Но сговор мой такой будет: меч скуешь сам по своей руке. А отделка и закалка — это за мной. Знаю, не попусту он тебе.
— Не, — помялся парень.
— Уговор мой не по душе? Чего упрямишься?
— Несподручен я к мечу. Что-нибудь потяжельше.
— Рогатину?
— Можно рогатину, да… Молот, коим по наковальне, сподручнее…
— Понял тебя, Еремейка, — пряча улыбку, сказал кузнец. — Будет тебе боевой топор на длинной рукояти, с петлей ременной, чтоб не вырвался у тебя из рук. Чаю, не посрамишь кузнецкий ряд. Круши им врагов без жалости.
— И я, Дементий, к тебе за тем же шел, — сказал Еким, доселе с удовольствием слушавший их разговор. — Но мне не молот, а меч справь. Не гони, и мне на правое дело он нужен.
— Обожди, сейчас я, — сказал Дементий, направляясь в кузницу.
Он очистил угол от наваленного железного хлама, под которым оказался вход в подпол. Вынул оттуда завернутый в промасленную тряпицу тяжелый клинок; сталь его блестела. Подал мастеру.
— Эй, друже Дементий, — обрадовался Еким, любуясь клинком, — где пропасть с таким славным мечом, сам разить врагов будет, токмо дай ему волю. Удружил ты мне, за это что хошь проси.
— Просить я у тебя ничего не стану, — недовольно ответил кузнец. — Не на торгу мы с тобой. Меч для себя делал, и ладно, коли он тебе по нраву. А плата — пусти его в работу по головам поганых, — нет для меня лучшей платы.
— Не серчай, друже Дементий, не к месту обмолвился.
Дементий, не дослушав его, посожалел:
— Беда, гости дорогие, попотчевать вас нечем. Был остатний бочонок ставленого меду, и тот унесли татарские сборщики.
— Не тужи, Дементий, то поправимо, — радуясь случаю отблагодарить кузнеца, сказал Еким. — В моем доме найдется и добрый мед и брага. А у Надзоры сыщутся яства немного хуже, чем у князя. Вот и погуляем.
Не ко времени, видать, упомянул Еким князя, не пришлось им погулять.
В воротах появился княжеский отрок, ведя в поводу гнедого коня под седлом. Передал поводья кузнецу и сказал: велено быть на княжом подворье немедля.