Тук-тук-тук!

Она неподвижно стояла перед Стиной Марией, похожая на серую тень, древняя, как земля и камни, и нежно гладила золотую косу девочки.

— Дитя света, — бормотала она, — прекрасная малютка, о такой, как ты, я всю жизнь мечтала.

Её сумрачная рука тенью легла на лоб Стины Марии, и в тот же миг Стина Мария забыла всё, что прежде было ей так дорого. Она не вспоминала больше о солнце, луне и звёздах, она забыла голос матери, имя отца, всех своих братьев и сестёр, которых так любила, старого дедушку, который сажал её на колени, — она их больше не помнила, вся Капела начисто стерлась из её памяти. Единственно, о чём она не забыла, — это о том, что овцы с золотыми колокольчиками принадлежат ей. Она погнала их обратно в сумрачные леса, где они паслись, она спустилась с ними к сумрачным водам, чтобы дать им напиться, а самого маленького ягнёнка взяла на руки и, баюкая его, напевала:

Так, ягненочек ты мой,
Бедненький ягнёнок!

Эта песенка почему-то осталась у неё в памяти, и когда она её пела, ей вдруг представилось, что именно она и есть тот бедненький ягнёнок, который не может отыскать дорогу домой. Она даже всплакнула немножко. Но кто она на самом деле — этого девочка не помнила. Ночью она спала в одной подземной пещере с той самой женщиной, похожей на серую тень, и звала её матерью. Овцы Стины Марии были всегда при ней, они спали рядом с девочкой в той же пещере, и Стина Мария очень любила слушать в темноте звон их колокольчиков.

Шли дни и ночи, уплывали месяцы и годы. Стина Мария всё пасла овец и ягнят в сумрачных подземных лесах, всё грезила и пела возле сумрачных вод, а время шло.

Вечное безмолвие непроницаемой пеленой окутывало подземное царство гномов. Стина Мария ни разу не слышала здесь ничего, кроме собственного голоса, мурлыкавшего песенку, кроме тихого позвякивания колокольчиков да птичьих криков, доносившихся из тумана, когда она вела своих овец на водопой.

Однажды она сидела на берегу в этом привычном безмолвии, смотрела, как пьют ягнята, перебирала пальцами в воде и ни о чём не думала. Как вдруг раздался такой грохот, что даже воздух задрожал и загудел над сумрачной водой, и откуда ни возьмись прозвучал голос такой оглушительный, что все деревья в сумрачных лесах склонились до самой земли, и над подземным царством громом раскатились слова, такие же древние, как сам хутор Капела:

Тук-тук-тук! Та-ра-ра!
Столько же овец сегодня,
Сколько было их вчера,
Ну а изгородь овечья вот насколько высока!

И тут Стина Мария словно пробудилась ото сна.

— Дедушка, милый, здесь я, здесь! — закричала девочка.

Внезапно память вернулась в ней, и Стина Мария вспомнила всё: дедушку, голос матери, имя отца, вспомнила, кто такая она сама и где её дом.

И что живёт она теперь не на хуторе Капела, а в подземном царстве гномов — об этом Стина Мария тоже вспомнила; живёт пленницей в стране, где нет ни солнца, ни луны, ни звезд, — это Стина Мария тоже поняла. И бросилась бежать. А её овцы и ягнята следовали за ней по пятам, они нескончаемым серым потоком струились за ней по сумрачным лесам.

Гномы, заслышав грохот и оглушительный голос, повылезли из своих гротов и горных пещер. Они злобно шептались друг с другом, а их глаза почернели от гнева. Гномы свирепо глядели на Стину Марию, и в их толпе нарастал ропот, они указывали на девочку, а серый человечек, который привел её сюда из наземного мира, кивал.

— Пускай она уснёт вечным сном в наших сумрачных водах, — бормотал он. — Хотя тишины у нас ни за что не будет, пока в Капеле не переведётся её род. Но всё равно, пускай она лучше уснёт в наших сумрачных водах.

И тут же гномы, словно серые тени, окружили со всех сторон Стину Марию. Они схватили её и потащили к воде, туда, где колыхались густые туманы.

Но женщина, которую Стина Мария называла матерью, эта женщина вдруг закричала страшно и хрипло, так, как никто никогда не кричал в подземном царстве гномов.

— Моя прекрасная малютка! — раздался её крик. — Дитя света!

Она растолкала гномов и крепко обняла Стину Марию своими похожими на тени руками. Её глаза были черны от гнева, когда она обвела ими гномов, её голос стал совсем хриплым, когда она выкрикнула:

— Никому не отдам мое дитя, никому! Я сама уложу мою малютку спать, когда придёт время сна!

Женщина взяла Стину Марию на руки и понесла её к воде, а гномы молча стояли в стороне и ждали.

— Пойдём, пойдём, прекрасная моя малютка, — бормотала она. — Пойдём! Тебе надо заснуть!

Над сумрачными водами клубился густой туман. Он с головы до ног окутал как покрывалом Стину Марию и женщину, которая её несла. Но когда вода заблестела совсем рядом, прямо под ногами, тогда Стина Мария немного всплакнула и подумала:

Так, ягнёночек ты мой,
Не видать тебе больше Капелы.

Но женщина, которую она называла матерью, погладила её по щеке похожей на тень рукой и прошептала:

— Прекрасная моя малютка, ступай за своими овцами и ягнятами.