– Я и служу, – неуверенно пробормотал урядник, пытаясь сгладить столь бурную реакцию своей новой знакомой.
– Ладно, простите меня. Вы не виноваты, зря я так на Вас напала, – смягчила тон девушка, – меня просто задевает, когда я вижу, что людей лишили чувства собственного достоинства.
Стал накрапывать небольшой дождик, и Трегубов подумал, как хорошо, что он взял экипаж, иначе бы Наталья Алексеевна промокла, пока они ехали в «Родники».
В имении их встретил Степан Игнатьевич. Он радостно приветствовал Трегубова:
– Иван Иванович, здравствуйте, давненько у нас не были! Проходите, проходите в дом, барин Вас уже заждались!
При слове «барин», Наталья Алексеевна бросила многозначительный взгляд на Ивана, но тот сделал вид, что ничего не заметил. В гостиной все были уже в сборе и ждали только Трегубова, который приехал последним. Навстречу Ивану вышел Михаил Торотынский, который с удивлением посмотрел на спутницу своего друга.
– Ваня, я не знал, что ты будешь не один. Но будешь прощён, если представишь нам эту прекрасную незнакомку, – проговорил он, улыбаясь.
– Конечно. Это Наталья Алексеевна, она преподает историю в гимназии, где учится Софья. Наталья Алексеевна, это мой давнишний друг и товарищ по гимназии Михаил Алексеевич Торотынский.
– Позвольте, я представлю Вам остальных гостей, – сказал Михаил. – Александр Францевич Рар.
– Земский врач, – слегка наклонил голову, как всегда безукоризненно одетый, Александр Францевич.
– Это наш уважаемый сосед, Шляпников Василий Иванович, – продолжал Михаил.
– Василий Иванович, как Ваша супруга? – Трегубов вспомнил, что при его последней встрече с помещиком ей нездоровилось.
– Ах, всё ещё хворает, доктор прописал ей постельный режим.
– Ничего страшного, – прокомментировал доктор, – но, как говорится, береженого Бог бережет.
– И Иосиф Григорьевич Сошко, директор сахарного завода.
– Сахарный завод, это так забавно звучит, – сделала словесный реверанс Наталья Алексеевна.
– Скорее, сладко, – поправил её Михаил. – Но прошу за стол. Пётр, помогите даме.
Подросток кинулся вперед и выдвинул из-за стола стул, чтобы девушке было удобнее усаживаться.
Когда гости закончили с первым блюдом и приступили к жаркому из утки, взял слово хозяин дома:
– Дамы и господа, чтобы не ходить вокруг да около, я хочу Вам сообщить причину, по которой вас здесь собрал, – он секунду собирался с мыслями и продолжил. – Я решил не открывать второй завод, как планировал… гм, как планировала Людмила Павловна. Вместо этого я еду путешествовать, а имением остается управлять Иосиф Григорьевич. Прошу любить и жаловать, как говорится.
Для всех, кроме Трегубова и, естественно, Сошко, заявление Торотынского прозвучало, как гром среди ясного неба.
– Постойте, – застыл с приборами в руках Шляпников, – как же так! И куда же Вы собираетесь? В столицу?
– Дальше, Василий Иванович, дальше, – улыбнулся Михаил, – в Америку.
– В Америку?! – ещё больше поразился помещик. – Но, простите моё любопытство, что же Вы там будете делать?
– Пока не знаю, на месте будет видно. Осмотрюсь и решу.
– Может, это и правильно, – заметил Александр Францевич. – Какие Ваши годы! Посмотреть мир – это даст много пищи для ума. О таком можно только мечтать!
– И надолго Вы хотите уехать в путешествие? – продолжал интересоваться Шляпников.
– Пока не знаю, – пожал плечами хозяин имения, – на несколько лет, а может, навсегда.
– Вот тебе и на! А почему Вам на Родине то не по нраву?
– Всё по нраву, но я хочу найти что-то своё. Нельзя прожить жизнь и ничего не сделать самому. Всё, что вокруг меня сейчас, оставили мне другие люди. Думаю, что мне нужно найти что-то своё, собственное призвание.
– Эх, молодежь, баламуты, ну что за времена! – посетовал Шляпников. – На Родине всё приходит в упадок, а вы на заграницы смотрите.
– А я поддерживаю, – заявила Наталья Алексеевна. – Всё вокруг меняется – весь мир, – и быть этому свидетелем, а ещё лучше – участвовать, гораздо интереснее, чем прозябать всю жизнь в старом помещичьем доме.
– Прозябать? Вона как Вы выразились, сударыня! Так всё здесь и держится только на нас, прозябающих, и на наших традициях. А Вам только всё менять! Ну что же в этом хорошего? Мир меняется? Вон мужиков распустили, и что? Стало лучше? Полный хаос и безобразия.
– Вы сгущаете краски, Василий Иванович, – возразил Шляпникову Иосиф Григорьевич. – Мы с Вами это уже обсуждали. Мужики, которых, как Вы говорите, распустили, пришли работать на фабрики и заводы. Нет никакого хаоса и безобразия. Достойно работают и живут с каждым годом лучше.