Лебедев вздрогнул, побледнел и в оцепенении уставился на пристава.
– Отпираться бесполезно, их прямо сейчас нашли, пока вели Вас сюда. Расскажите всё как на духу, и, может быть, Вам станет легче, – предложил Столбов. – Вы же не планировали это заранее, не хотели, чтобы кто-то пострадал, чтобы Иван Прокофьевич попал в тюрьму?
– Нет, не хотел, – срывающимся голосом ответил Пётр. – Это случайно всё вышло. Я пришёл утром, а Иван Прокофьевич спит. Смотрю, он уже закончил с винтовками. Ну, я их и взял почистить, протереть ветошью. Это моя обязанность. А тут он проснулся и как заголосит: «Где ружья, куда пропали, что теперь делать, меня на каторгу отправят…». Я, ей Богу, хотел поначалу сказать ему, мол, у меня они, но он мне слова вставить не давал! А потом, когда он про каторгу то сказал, тут меня чёрт и попутал.
– Вы решили, что если Ивана Прокофьевича не будет, то сами станете мастером?
– Верно, – нехотя признался племянник мастера. – Начали мы искать их, тут я и прикрыл получше винтовки ветошью, а потом, когда он пошел докладывать о пропаже, перепрятал под заготовки, туда, где вы их и нашли. Хотел потом получше припрятать, но всё время на глазах был.
– А скажите, – попросил Столбов, – неужели это всё, чтобы просто стать мастером? Вы понимали, что Ивана Прокофьевича могут не только с позором выгнать, но, действительно, отправить в тюрьму, где он сейчас и находится до завершения следствия? Он же Вас взял сюда, обучил всему, как к родному сыну относился, гордился, что Вы продолжите династию!
– Это непросто – стать мастером, – возразил Пётр. – Мастер в три раза больше получает. А у меня деток шестеро. Посмотрите, сколько мне лет, а я всё в помощниках, подмастерьях, а делать могу всё то же самое, а кое-что и получше. Иван Прокофьевич, ему вона сколько лет, а уходить и не собирался. Сколько мне ждать было ещё, десять лет или даже более?
– Но Вы бы могли делать что-то другое, – сказал Лебедеву пристав. – Я не очень разбираюсь в производстве, но, например, вместо затворов сверлить дула или украшать оружие художествами?
– Вы что, не понимаете? – удивился подмастерье. – На заводе династии, люди поколениями занимаются одним и тем же, одни семьи – затворами, другие – украшениями готовых ружей. Везде есть свои мастера и подмастерья, и все держаться за места, потому как лишних мест нету. Как накупили этих машин бесовских на завод, сколько мастеровых без работы осталось! Наверное, больше тысячи. Да и самой работы с окончанием турецкой войны всё меньше и меньше. А Вы говорите…Не гордости ради я пошёл на это. Что же теперь будет с моей семьей?!
Пётр сник, опустил голову и замолчал. Полицейские продолжали сидеть, осмысливая сказанное подмастерьем. Затянувшуюся паузу энергичным голосом прервал Мосин.
– Дубов! – громко позвал он. – Арестуйте этого человека!
– Ну, что же, господа, – обратился Сергей Иванович к полицейским после того, как вывели Лебедева, – признаться, что не быстро, но нашу проблему вы решили. За это благодарю вас от имени Василия Николаевича. И должен отметить, как вы ловко выведали, где спрятаны винтовки! Осталось их, конечно, ещё найти там.
– И выпустить Ивана Прокофьевича, – добавил Столбов. – Что касается благодарностей, то не надо. Лучшая благодарность, если Вы изобретения свои быстрее до ума доведете и не уступите нашим ретроградам. В Ваших руках не просто оружие, а жизни солдат.
– За это не волнуйтесь, Илья Петрович, сделаем винтовку не хуже заграничных, а то, может, и лучше.
Когда Столбов и Трегубов выехали с завода, пристав повернулся к уряднику и сказал ему прямо в глаза:
– Так держать, Трегубов! Учишься и растешь! Твоя заслуга – главная в раскрытии этого дела.
Нужно отметить, что такая похвала от начальника выпадала нечасто, возможно, даже в первый раз, поэтому молодой полицейский пребывал в гордом настроении и был доволен собой весь оставшийся вечер. Даже когда встретил Наталью Алексеевну, часть его мыслей осталась на службе, в то время как обычно в такие моменты они были полностью сосредоточены на молодой учительнице.
– Вы знаете, Наталья Алексеевна, тут такое совпадение: приезжает в Тулу на гастроли театр Корша из Москвы, и как раз «Ревизор» давать собираются. Не хотели бы Вы сходить со мной?
– Да что Вы говорите! Я читала про эту прошлогоднюю постановку в новом московском театре. Говорят, там применяют электрический свет, который меняется во время действия, происходящего на сцене. Пишут, очень эффектное и интересное зрелище. Конечно, я бы хотела это увидеть.
– Электрический свет? – удивился Трегубов. – Но не отвлекает ли такое яркое освещение от самой пьесы, от её содержания?
– А вот сходим и увидим, – улыбнулась девушка, – если, конечно, они смогут организовать своё выступление в Туле, так же, как в Москве. А кто играет Хлестакова, всё ещё Далматов? Вы знаете, что он серб на самом деле? Я его видела в Пушкинском театре в постановке «Гамлета».
– Прошу простить моё невежество, – ответил Иван, – но я не силён в знании театральных актёров, не обратил внимания.
– Ну, ничего, думаю, в любом случае, будет интересно.