– Ко мне? – удивился старый слуга.
– Скажите, Вы уверены, что отнесли письмо в дом Олениной, Вы не могли перепутать дом?
– Я уже немолод, но с памятью у меня проблем нет. Пойдемте, – они вышли на улицу, и Филипп указал на дом Анны Андреевны, – вон туда я отнёс письмо. Да и барыня Вам же сказала, кому оно было адресовано.
– А саму Оленину Вы хорошо рассмотрели? Это точно была она?
– В отличие от памяти глаза меня уже подводят. Вижу я не очень хорошо, да и темно уже было. Поэтому я особенно то не засматривался. Только кому ещё быть в доме у Анны Андреевны, как не ей самой?
– Ну да, ну да. Но лицо то Вы разглядели?
– Говорю же: темно было, и вижу я уже плохо, особенно в темноте. Нет, пожалуй, лица не разглядел, но по одежде это была она. А что, мог быть кто-то другой? Я не той письмо в руки отдал?
– Не знаю пока, пытаюсь понять. Спасибо.
Трегубов вышел на улицу и посмотрел на дом Олениных. Вечером, в то злополучное воскресенье в доме была женщина. Но кто бы это мог быть? Варвара Андреевна была в это время с Павликом. Оставалась Вера Сергеевна. Может, это была сестра покойного Оленина? Получается, что она была вечером в доме, когда её невестка была уже мертва и получила это таинственное письмо. Что же в нём было, и что Вера Оленина делала в доме в это время? Если, конечно, это была она. Иван помнил, что подтвердить, где была Вера Оленина вечером некому.
Повторные допросы Трегубов решил снова начать с Якова Николаевича, потому что это был небольшой крюк, чтобы потом пойти домой. Однорукий отставник опять был дома и встретил урядника с газетой в руках. Иван отметил про себя, что и Вера, и Варвара относились к нему, как к бездельнику.
– Извините, Яков Николаевич, – сказал он Клинскому, – но мне поручили опросить всех родственников Анны Андреевны, где кто был в то воскресенье.
– Зачем это? – удивился Клинский. – Это ж просто пустая трата времени! Какой толк Вам от этого?
– Это уж позвольте решать нам, – возразил ему урядник.
– Ну, хорошо. Утром я спал, – воскресенье всё-таки, – сказал Яков Николаевич таким тоном, будто бы в остальные дни недели он спозаранку вставал на работу. – Потом привел себя в порядок и пошёл навестить Татьяну Ивановну.
– Хлопову?
– Ну да!
– Что дальше?
– Дальше мы у неё и пообедали. Потом отдохнули в приятной беседе и вышли прогуляться.
– Где гуляли?
– Где? Да где сейчас гулять то можно в такую погоду? На Миллионной, да на Посольской, кажется.
– Что потом?
– Ничего особенного. Проводил Татьяну Ивановну и пошёл к себе.
– Это в каком часу было? – спросил Иван.
– Не помню, но как раз смеркаться стало. Мы и гуляли то, чтобы до темноты.
– И потом пошли домой? Больше ни с кем не встречались и никого не видели?
– Не встречался. А вот видеть то видел.
– С кем вы виделись? – уточнил Трегубов, готовясь записать.
– Нет, я же сказал, что я видел Веру Сергеевну, а она меня не видела. Я и не стал к ней подходить. Зачем портить себе впечатление от хорошего дня?
– Где Вы её встретили, помните?
– Как раз на перекрестке, рядом с домом Аннушки, в том направлении она и шла тогда.
– Значит, я правильно всё понимаю, что, когда стало смеркаться, Вы расстались с госпожой Хлоповой и пошли домой, встретив по дороге Веру Сергеевну Оленину, направляющуюся в сторону дома Анны Андреевны?
– Абсолютно правильно, – подтвердил Яков Николаевич.
«Завтра нужно обязательно навестить Веру Сергеевну», – подумал Трегубов.
Дома Иван решил откровенно поговорить с сестрой, но та, сославшись на большое количество не выученных уроков, наотрез отказалась разговаривать.
– Ужин на столе под полотенцем, наверное, ещё тёплый, – сказала Софья, – а я пошла заниматься.
Трегубов проводил сестру взглядом и вздохнул: оставалось только ждать.
13.
В полиции с утра было шумно и весело. Трегубов уже и не помнил, когда был такой переполох. Все смеялись и шутили, кроме писаря, который, не обращая внимания на шум, с кислой физиономией строчил какой-то документ.
– Что случилось? – спросил Иван.
– Вчера, благодаря Белошейкину, взяли Листова в трактире, – ответил Петренко.
– Поздравляю! А чего же он тогда такой недовольный сидит?
– Ну, это целая история! – воскликнул Петренко. – Белошейкин зашёл в трактир и сразу опознал Листова.
– Это понятно, – поддакнул Трегубов, – сколько раз описание переписывал.
–
Так вот, зашёл, узнал и испугался. Встал напротив стола каторжника, смотрит на него и ни с места, что твой столб. Стоит и пялится. Ну, Лист, очевидно, смекнул, что его узнали и схватился за нож – терять то уже нечего. Белошейкина тут отпустило, и он юркнул под стол. Спрятался. Лист за ним с ножом, тут мужики в трактире его за руки и прихватили. Кто-то городовых вызвал, те уже и связали Листа.
– А что смешного то тут? – удивился Иван.
– Так Семёнов рассказывал, со слов городовых, как они полчаса потом уговаривали писаря из-под стола вылезти, а он им не верил, что Листа арестовали и опасность миновала. И так рассказывал, что просто обхохочешься! – сказал Петренко. – Ну, ты знаешь, он умеет.