Тульский детектив

– Пока нет, Александр Францевич, спасибо. Служба нормально. Но вот по Вашей части, если говорить про крестьян, то я даже не представлял сколько из них заражены дурной болезнью. Это какой-то ужас – женщины с дырами вместо носа!

– Вы про люэс? – помрачнел доктор. – Остерегайтесь сами, молодой человек! Гигиена и ещё раз гигиена! Это реальная эпидемия, и она перебирается в города.

– Почему же этим никто не занимается?

– А кто будет заниматься? Врачей в деревнях мало, земские врачи появились только недавно. Но главная проблема не в этом, а в том, что крестьяне нам не доверяют. Они доверяют знахарям и своим соседям, которые советуют им знахарей, да и сами дают советы по лечению один дивнее другого. Лечатся баней и ртутью, дома никакую гигиену не соблюдают. А мы, доктора, для них не авторитет, – вздохнул Александр Францевич.

– Что же тогда делать? – спросил Иван уже на пороге.

– А что Вы сделаете? Тут может помочь только просвещение, но на это уйдут годы. До свидания, господа, и удачи вам в вашем расследовании.

– Спасибо и Вам. Всего хорошего, – откланялся Столбов.

– Ну – с, – посмотрел пристав на притихшего во внимании Трегубова. – Не нравится мне всё это.

– Что именно, Илья Петрович?

– Не могу пока уловить. Но интуиция мне подсказывает, что есть чья-то идея за отравлением и выстрелом. Две случайности одновременно? Не думаю.

– Но кому это может быть нужно? – спросил Иван.

– С этим, молодой человек, и нужно разобраться.

6.

Следующие два дня Столбов был занят новыми обязанностями. Поэтому расследование происшествия в «Родниках» приостановилось. Ивану тоже пришлось мотаться по своему уезду, так что даже не было времени задуматься, о том, каково там Михаилу в камере тюремного замка. У помещиков Воеводиных сгорело зернохранилище, и они обвиняли в этом соседей, с которыми у них были извечные дрязги по непонятным причинам ещё со времен предыдущих поколений. В другой деревне мужик напился какой-то дряни и зарубил всю семью топором. Утром он проснулся весь в крови и сдался местному старшине. Трегубов сразу вспомнил слова пристава, о том, какие в губернии бывают преступления, когда вошел в избу, из которой сразу же и выскочил совсем бледный, чтобы глотнуть свежего воздуха. И везде сифилис. Трегубов, напуганный словами Александра Францевича, старался никого лишний раз не касаться и при любой возможности мыл руки.

На второй из этих двух дней, уже вечером, Иван возвращался домой со службы. Коня он оставил в конюшне при полиции. Он снимал две комнаты с отдельным входом в доме на Петровской улице, которая была параллельна Киевской. В этой части улицы дома были попроще, чем те, что ближе к Посольской, и достаточно большая часть из них сдавалась либо целиком, либо по комнатам.

Ивану пора уже было думать, как переселиться за город или в пригород, ближе к деревням и посёлкам, за которые он сейчас отвечал. Но он никак не мог придумать, как решить вопрос с сестрой. Их мать умерла при рождении Софьи, а отец по причине долгов наложил на себя руки. Софья училась в женской гимназии на Посольской улице, поэтому Иван и снял комнаты поближе к ней. Но сейчас ему приходилось ежедневно уезжать из города в удаленные уголки губернии. Это его выматывало. Но другого решения пока не было – иначе придется возить её в Тулу из деревни, что было совсем неудобно.

Около двери своего жилища Иван заметил какого-то человека. Подойдя ближе, он узнал Николая Канарейкина, их с Михаилом однокашника по Тульской гимназии, по так называемому благородному пансиону. После гимназии Николай, сын одного из самых богатых тульских купцов, уехал жить в Москву и поступил на историко-филологический факультет Московского университета.

– Трегубов, дай-ка я посмотрю на тебя в мундире. Какой ты серьёзный! – нарочито громко заявил Николай. – Не знал, что ты пошёл служить в полицию.

– Ну не все вокруг дети миллионщиков. Дай обниму, дружище.

– Да, матушка мне писала про беду, приключившуюся с вашим семейством, – отстраняясь проговорил Николай.

– Что же ты на улице, а не в доме? – сменил неприятную для себя тему разговора Иван.

– Софья не пустила, – ухмыльнулся Николай. – Говорит, не помнит меня, а ну как я злодей и решил дом обнести. Но, я смотрю, теперь тульским злодеям не поздоровится!

– Проходи.

Дверь открывалась сразу в комнату, которая служила и сенями, и гостиной, и спальней Ивана. У печи стояла железная кровать. Посреди комнаты – простой деревянный стол, накрытый чистой скатертью, и четыре стула вокруг него. Около печи стоял ещё один стол, на котором была сложена посуда. У окна – комод, а у двери – вешалка для одежды. В комнате их встретила девочка с косичками, в гимназическом платье, лицом совершенная женская копия Ивана.

– Что, небогато? – поймал Иван взгляд Николая. – Софья, что ж ты друга моего на улице продержала?

– Не знаю я, друг он или бандит, – ответила девочка и поджала губы.

– Как уроки?

– Пошла делать, потом спать. Скорей бы уже учебный год кончился.

– Осталось меньше месяца, потерпи.