– Что я думаю про взаимоотношения Мглевской с Медведевым и Торотынским? Такова современная молодежь. Извините, Иван, я не про Вас конкретно, – вещал Шляпников. – В наше время такого не было. Обручился, дал слово, женился. А сейчас что? То один жених, то другой, полная, позволю заметить, неразбериха. Вот и происходят отсюда все несчастья. Медведев думал, что он в правах, Торотынский – что он, а в результате что? Смертоубийство. Вот мы со Светланой Ивановной, например, обручились и венчались. И живем теперь душа в душу столько лет. А всё почему? Потому что о браке договорились наши родители, они тогда были уже в годах, стало быть, мудрее нас молодых. А сейчас что? Кто слушается родителей? Никто. Вот такая молодежь пошла.
– Но Медведева и Торотынского сложно в этом обвинять: у обоих родители умерли, – возразил Илья Петрович, откусывая пряник. – Однако, действительно, вкусно!
– Да, здесь соглашусь с Вами. И хотя жена Алексея Константиновича ещё жива, вреда бы от этой вертихвостки было бы больше, чем пользы.
– Не называй её так, – возразила Светлана Ивановна, – просто заблудшая душа.
– Ну-ну, добрая ты, Света, иногда через чур.
– А что, правда, мать Михаила жива? Куда же она делась? – ловко прикинулся озадаченным пристав.
– Сбежала с офицером в Москву, сразу после рождения Михаила. Как Вам такое? Вот времена и нравы!
– А не знаете, где её можно найти?
– Света, она же писала тебе? – Шляпников повернулся к жене.
– Да, писала, наверное, через несколько месяцев после отъезда. Писала, что всё с ней хорошо, чтобы я не волновалась. Мы с ней дружны были, семьями дружили всегда с Торотынскими.
– Адрес свой она Вам не дала? – наклонился над чашкой Столбов.
– Дала, но просила не говорить никому. Но тут такой случай – сын в тюрьме. Пойду поищу.
Когда Светлана Ивановна удалилась, пристав обратился к Шляпникову.
– Как же, Алексей Константинович не искал свою жену?
– А зачем ему её такую искать, скажите на милость? Итак позору было на весь уезд.
Вернулась Шляпникова. В руках хозяйки был пожелтевший от времени конверт.
– Вот, возьмите, там адрес.
– Спасибо, – поблагодарил Столбов, передавая письмо Трегубову. – Продолжая тему родителей: у капитана Медведева родители умерли, сестёр и братьев нет. Я знаю, что у него есть родственники, но досконально ещё этим не занимался. Не знаете, кто ему наследует?
– Ой, – всплеснула руками Шляпникова, – да тут все друг другу родственники: кто близкие, кто третий кисель на молоке.
– Да, все семьи в округе давно живут, – пояснил Василий Иванович. – Трудно найти кого-то совсем нового в этих местах. Так бывает, что и троюродные теперь женятся, куда деваться.
– А, кстати, – Светлана Ивановна перевела взгляд на Трегубова и взяла эффектную театральную паузу, а потом выдала, продолжая глядеть на Ивана, – а не Михаил ли Торотынский может наследовать? Они же тоже троюродные братья, Иван?
– Та – а – к, – Столбов медленно повернул голову в сторону Трегубова.
– Да, троюродные братья по материнской линии, – испуганно затараторил молодой урядник, – но, я, правда, не знаю, кто наследник Медведева. Родственников, действительно, много – все вокруг. Не думал, что это так важно.
– Не думал он, – разочарованно проговорил пристав.
– Вы думаете, это может быть умышленно? – почему-то полушёпотом спросил пристава Шляпников. – За наследство?
– Пока рано говорить, – отрезал Илья Петрович. – Вы не знаете, было ли у капитана завещание?
– Я не знаю. Но наш общий с Медведевыми и Торотынскими нотариус, Лесников Тимофей Денисович, должен знать.
– А где же нам его найти?
– Где? В городе, конечно. Адрес я вам дам.
Полицейские стали прощаться с хозяевами. Светлана Ивановна навязала Столбову пакет с пряниками, хотя, нужно признаться, что тот не особенно и отказывался.
В Тулу Столбов и Трегубов вернулись уже поздно. Илья Петрович всю дорогу молчал, а Иван не смел начать разговор первым, чувствуя себя с одной стороны виноватым, с другой – обиженным на то, что он должен был дать информацию, о которой его никто не спрашивал.
Перед тем, как расстаться, пристав всё же нарушил молчание.
– Послушайте, молодой человек. Я занимаюсь этим делом не только потому, что оно странное – а оно весьма странное, за последнее время я не припомню таких – а ещё потому, что вижу в Вас потенциал и хочу помочь быстрее освоиться на новом месте. Не секрет, что в полиции нехватка молодых образованных людей, а у Вас ещё есть склонность к работе в полиции, умение подмечать детали и умение анализировать их. Вы многого можете добиться в нашей профессии и достаточно быстро, особенно в такие времена. Но для любой работы и особенно нашей нужна дисциплина. Это значит в том числе, что нужна любая мелочь, любая информация для создания общей картины. Нельзя пренебрегать ничем. А тут такое! Оказывается, Торотынский может наследовать убитому! И как мне это воспринимать? Вы же не умышленно скрыли это? Или умышленно?