Тульский детектив

– Алексей Константинович, отец Михаила, был совершенно не деловым человеком. Он считал, что это не дело дворянина. Но после крепостной реформы дела пошли хуже, что-то нужно было делать. Людмила Павловна поехала в Михайловское и осмотрела завод Бобринского, после чего решила, что нужно сделать то же самое.

– Василия Алексеевича Бобринского, – встрепенулся Трегубов, – который на нашу гимназию в особняке Лугининых двадцать пять тысяч пожертвовал?

– Нет, – ответил Сошко. – У Алексея Григорьевича Бобринского, сына графа Орлова и Екатерины Второй, было три сына: Василий, который был предводителем тульского дворянства и открыл Тульскую гимназию – это младший сын, а Михайловский завод построил старший Алексей. Он потом уехал в Малороссию и там запустил ещё несколько производств свекольного сахара. Людмила Павловна ездила и туда, чтобы договориться о покупке оборудования фирмы Дерон и Кайл.

– Очень интересно, – сказал Илья Петрович, на этот раз не одернув вмешавшегося в разговор Трегубова. – Получается, что благосостояние семейства Торотынских – это заслуга Людмилы Павловны?

– В полной мере, – ответил Иосиф Григорьевич. – Если бы не она, то имение Торотынских приходило бы в упадок, как это постепенно происходит со Шляпниковыми.

– Да, кстати, а что Вы думаете о Шляпниковых? У них не было проблем с Торотынским или Медведевым?

– Нет, ни о чём таком не знаю. Шляпников, он, как и покойный Алексей Константинович, – человек старой формации. Всё новое для него трудно и неприемлемо.

– А что Вы думаете о матери Михаила Алексеевича? – внезапно спросил Столбов.

– Да ничего не думаю. Кажется, она давно умерла, сразу после рождения Михаила, я тогда здесь ещё не работал. Людмилу Павловну спросите о ней.

– Спросим, а сейчас откланяемся, пора ехать.

Пристав и урядник после завода решили сразу навестить Шляпниковых, поскольку их имение было недалеко, чтобы два раза не ездить сюда из Тулы. Они надеялись, что застанут семейство дома.

– Что думаете о директоре, молодой человек? – спросил пристав.

– Мне он показался достойным человеком, только картёжник, конечно.

– Думаете, он не мог зарядить ружьё?

– Нет, слишком много случайностей. Кроме того, половину долга он отдал, оставалось пятьдесят рублей.

– Пятьдесят рублей, – усмехнулся Столбов, – большие деньги! Убивают и за меньшее. Тем не менее, мне тоже кажется, что это не он. Однако, пока он в списке, потому что пока единственный, кто имел мотив.

– Единственный, о ком мы знаем, что имел мотив, – заметил Трегубов.

– Хорошее уточнение, – согласился пристав. – А что думаете про новые обстоятельства о Людмиле Павловне?

– Они меня удивили, – ответил Иван.

– Признаться, меня тоже.

8.

Поместье Шляпникова правильно охарактеризовал директор сахарного завода, – слово «упадок» было наиболее подходящим. Это была ещё не разруха, а именно упадок во всём. Дом был больше, чем у Торотынских, но местами нуждался в покраске и мелком ремонте. Огромный сад нельзя было назвать диким, но его не содержали в таком порядке, как это делал Степан Игнатьевич. Усадьба производила тягостное впечатление запустения.

Вместо слуг был конопатый мальчишка лет двенадцати. Он доложил господам, которые были дома, о приезде полицейских.

Гостиная полностью соответствовала внешнему облику дома. Те же проблемы бросались в глаза. Обои местами отставали от стены. Когда-то дорогая обивка кресел в стиле последних французских королей была сильно потерта.

Тем не менее, это всё не касалось одежды встречавших их хозяев. Василий Иванович был одет в модный костюм в полоску и новые ботинки на шнуровке. Платье Светланы Ивановны тоже ещё не вышло из моды, правда, она куталась в шерстяную шаль. Несмотря на начало лета, в доме ощущалась сырость.

– Здравствуйте, Ваня. Представите своего спутника для нас? – спросил, доброжелательно улыбаясь, Шляпников.

– Илья Петрович Столбов, помощник исправника Тульской губернии, а это – Василий Иванович и Светлана Ивановна Шляпниковы, – представил всех друг другу Иван.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Столбов, слегка наклонив голову.

– Нам тоже, – ответила Светлана Ивановна, – рассаживайтесь, господа, прошу. Может, чаю? Утром привезли свежие пряники с фабрики Гречихина. Вы же знаете, что он поставщик Императорского двора?

– Тогда непременно, – согласился Столбов, присаживаясь за стол.

Трегубов был тоже доволен, что сел за стол. Пряники он не любил, равно как и писать на коленях. Молча ждавший мальчишка исчез, чтобы принести через десять минут пряники, а затем и остальные приборы к чаю. Гости тем временем обсудили последние тульские новости и подобрались к сути визита полицейских чинов в имение.

– Что, господа, Вы бы хотели услышать? Наверняка у Вас есть вопросы?

– Расскажите про тот злополучный ужин, – попросил пристав.

Шляпников рассказал свою версию происходящего, которую Трегубов, несмотря на то, что сам был свидетелем инцидента, аккуратно записал. «Любое слово, может склонить решение суда в ту или другую сторону, но мы заранее не знаем какое, поэтому важно каждое», – говорил ему Илья Петрович.