–
Всё так и выглядит. Вы правы. Именно поэтому я и пришёл к Вам. Если мы узнаем в ходе сыска, что Михаил не имеет отношения к пуле и не знал о ней, значит, это – случайность, и не нужны хорошие адвокаты.– Пока сложно сказать, но да, такое возможно, – ответил Столбов. – Ответьте мне на один вопрос.
– Какой?
– Вы так уверены в своём друге? – пристав пристально посмотрел в лицо Трегубова.
– Да, уверен, – твердо заявил Иван.
– Хорошо, что есть такие друзья. Где содержат Михаила?
– В новой городской тюрьме.
– Завтра навестим его, а сейчас идите, приступайте к своим обязанностям.
3.
Утреннее солнце грело уже совсем по-летнему. Два всадника, беседуя, двигались бок о бок по направлению из города. Молодой урядник рассказывал Илье Петровичу Столбову почему он пошёл в полицию.
– Может быть, мне стоило пойти в училище, а затем в армию, однако батюшка распорядился пойти в гимназию. Очевидно, он питал какие-то планы на моё будущее, которые не сбылись по причине известных событий.
– Получается, что Вы на службе, чтобы иметь жалованье для Вас и Вашей сестры? Двести рублей жалованья в год, хотя бы и с компенсацией за жильё и обмундирование, совсем негусто на двоих.
– Пока нам хватает. Мы и не привыкли к роскоши. В последние годы у нас было совсем плохо с деньгами – батюшка всё проигрывал. Но я бы не сказал, что у меня не было выбора. Если Вы подразумеваете это, конечно.
Столбов промолчал, ожидая продолжения от своего молодого спутника.
– Выбор был. Михаил предлагал работать у него. Кроме того, были варианты и с государственной службой.
– Тогда почему именно полиция? – удивился Столбов. – Платят немного, а забот не счесть. Не лучше ли было сидеть в конторе и бухгалтерствовать, например?
– Я бы хотел служить, а не сидеть всю жизнь в конторе. Трудностей я не боюсь, кроме того, мне интересна работа в полиции.
– Чем же это?
– Здесь можно применять свои способности к расследованиям. Это же очень интересно! Вы читали Эдгара По?
– Нет, не слышал про такого, – признался Столбов.
– Американский писатель, очень модный. Пишет так, что зачитаешься. У него есть произведения про Огюста Дюпена. Так вот, этот господин Дюпен одной лишь силою ума расследует преступления. Например, в рассказе «Убийство на улице Морг» он понимает, что ужасные убийства женщин совершила обезьяна.
– Хм, обезьяна… вот как, – скептически отозвался пристав. – Однако, в наших краях обезьяны не водятся. Это Вам не Америка!
– Там действие происходит в Париже.
– Не важно. Тем более, от Парижа мы тоже далеко. У нас, извините, и преступления другие – никакой экзотики: напился мужик и в горячке зарубил топором жену. А Вам всё это придётся разгребать и оформлять. Большой силы ума такое не требует, а вот усердие и терпение нужны.
Трегубов растерялся, не зная, что и ответить, но уверенности в том, что его слава, как следователя громких преступлений ещё впереди, слова Ильи Петровича ее не поколебали. Тем более, что он видел явные параллели в происхождении и судьбе себя и Огюста Дюпена: оба из благородных семей, оба оказались разорены, оба вовлечены в расследование убийства.
Тем временем они добрались до Всехсвятского кладбища. Показалось здание новой тюрьмы, построенное купцом Басовым взамен уже обветшалой прежней. За каменной стеной в несколько метров высотой, располагалось трехэтажное здание с четвертым подземным этажом, из нескольких объединенных корпусов. Полицейские подъехали к воротам, укрепленным железными конструкциями.
– Доброго утра. Мне нужен дежурный офицер, – обратился Столбов к часовому.
– Вы по гражданским, Ваше благородие?
– Да.
– Тогда Вам в тот корпус. Поручик Липецкий должен быть сейчас там.
– Да, знаю, не первый раз тут. Поехали, Иван.
Поручик Липецкий оказался худым невысоким офицером с острым носом и резкими движениями.
– Илья Петрович, – приветствовал он Столбова, бросив мимолетный взгляд на Трегубова, – какими судьбами?
– Нужно допросить Торотынского Михаила Алексеевича, знаете такого?
– Да, недавно поступил, в моё дежурство как раз. Сейчас посмотрю… Ага, камера номер три. Давайте, я Вас сопровожу.
Липецкий повёл полицейских в мужскую часть корпуса. Дверь с железной решетчатой форточкой запиралась снаружи железным засовом. Поручик открыл дверь и первым прошёл в камеру.
– Прошу.
Илья Петрович и Иван прошли в камеру, имевшую два зарешеченных окна и кирпичную голландскую печку внутри. Но внимание Трегубова сразу привлек поднявшийся с деревянных нар Михаил. Под глазами молодого человека были темные круги, черты лица заострились, а на щеках выступила щетина.
– Ваня? – удивленно проговорил он.
– Спасибо Алексей, – повернулся к Липецкому Столбов.
– Хорошо, я пошёл, если что будет нужно, сразу зовите.
– Спасибо, – ещё раз сказал Столбов, и Липецкий покинул камеру, прикрыв дверь.
– Мы здесь официально, господин Торотынский. Иван будет записывать наш разговор, – пристав бросил взгляд на Ивана, давая тому понять, что пришло время заняться исполнением служебных обязанностей.