– Что мы, не понимаем – зазря девку загубили…
Тимов наклонился к Харламову и предложил:
– Пошли потолкуем… Пошепчемся… Я кое-что видел… Из уважения к тебе…
Степа кивнул, и они вышли на улицу.
– Меня Димой звать, – миролюбиво протянул руку Тимов.
Опер ответил рукопожатием:
– Степан.
Тимов закурил, помахал рукой, разгоняя дым, и объяснил-извинился:
– Ты извини, дело не в блатной идее, ты знаешь… Просто не сразу вжевали, с кем имеем дело…
Браток наморщил лоб, сосредотачиваясь, и продолжил:
– Короче – дело к ночи… Видел я, по-моему, эту суку… Не перебивай! Сейчас мне кажется, что видел. Тогда-то значения не придал. Короче, я тебе покажу одного насоса – он среди ожидающих в гардеробе. Так вот: он, короче, сидел с пареньком. Они мало знакомы, кажется… И обсуждали что-то – ну, не личное, а так… понимаешь? И потом этот паренек дурачиться с убитой стал. Но она его не знала – ну, по движениям понятно… Она тут дискотеку вела… Понял? Короче, я не видел, как, но… Он как-то ее к столику подтащил… И она раз – и с ними села, и он ее еще поцеловал так… взасос. Я еще подумал – ничего себе… даже не сопротивляется… ну, хотя бы для виду… Короче, когда он ее целовал, она уже того… на небесах была. Я так думаю. Это я сейчас для тебя вспоминаю. А тогда-то – все ж гудит, гремит, сверкает… Короче, я просто внимательный…
Харламов уже сделал стойку:
– Понял, Дима, понял! Описать сможешь?
Тимов неуверенно повел носом:
– Вот тут-то, короче… Вот если показать, то узнаю… Но… Но ты помнишь, какие тараканы в тюрьмах?
– В смысле?
– Ну, белые, понимаешь? От недостатка света…
– Альбиносы?
– Ну.
– И?
– Вот он – такой же. Нет, он не этот… не альбинос, но… Глаза такие – как будто на строгом червонец отмотал, а впереди – еще столько же. Они не вращаются. Ты где служил?
– В Архангельской.
– А я в Кировской отбывал, Омутинский район, поселок Восточный… Короче, у «особиков» такой взгляд бывает, понял?
– Теперь понял.
Тимов дернул плечами:
– Не за что, короче. Я знаю, тебе меня опросить, туда-сюда… Короче, отпускай нас троих. Эти двое, что со мной, – если и видели бы, то все равно: ни гу-гу. Но они не видели. Они в воров играют. Несудимые. Ну и не надо, чтобы они… Нам-то еще… Короче, я завтра утром – у тебя, и все повторю. Ксиву возьми, как залог.
Харламов кивнул:
– Да я верю…
Но Тимов покачал головой:
– Возьми, короче, для начальства… Мол, прижал блатного, ценный источник…
– Спасибо, Дима.
Тимов дернул подбородком:
– А кент его – вот он выходит, видать, допросили уже. Короче, я исчез. Не забудь выпустить моих. Пока.
И Тимов, засунув руки в карманы широких штанов, гуляющей походкой пошел прочь. Харламов же подошел ко входной двери бара – оттуда как раз вышли что-то громко обсуждавшие парень с девушкой и хорошо одетый, зажиточный с виду мужчина лет тридцати пяти.
– Товарищ! – быстро окликнул его Степа.
У мужчины чуть обвисли плечи, он обернулся.
– Да, именно вы, – подошел к нему вплотную Степа. – Вас кто отпустил?
– Сотрудник ваш… – нервно ответил мужчина. – А я что – задержанный был?
– Что вы? – обманчиво улыбнулся Харламов. – Не были… Вы сейчас задержаны!
– Н… не… понимаю… Вы кто? – залепетал мужчина.
Степа укоризненно вздохнул:
– Что-то никто сегодня вечером меня с первого раза не понимает… Руки! Да не вверх, а развернуться ко мне спиной и руки назад! Пофыркай еще!
На запястьях мужчины защелкнулись наручники – Харламов развернул его лицом к себе и рыкнул:
– Фамилия!
– У… Ужинский…
– Сам знаю! Так вот, подозреваемый Ужинский. Около получаса тому назад недалеко отсюда был задержан гражданин Янковскис Павел Григорьевич, который уже в машине поведал мне, как он по предварительному сговору с вами, вернее – с тобой, перхоть ты подзолупная, – зарезал девку молодую. Сейчас он уже это пишет и, очевидно, про тебя не забывает…
Ужинский, слушавший Степу с ужасом, прислонился к водосточной трубе и вдруг осел. Звено мятой трубы выскочило из крепления, и Ужинский с жестяным грохотом опрокинулся на асфальт. Охранявший вход старший сержант Плотов подошел к ним поближе, глянул на упавшего мужчину и спросил спокойно Харламова:
– В поддых ты ему, что ли?
– Обижаешь! – хищно оскалился Степа. – По нервам, и в самое яблочко!
Ужинский заворочался на асфальте. Харламов наступил ему на грудь ботинком и сказал, закуривая:
– Не теряйте самообладания, уважаемый! К стенке поставят Янковскиса, а тебе, гнида, прокурор на лбу только пятнашку и нарисует! А если мне сейчас явку накарябаешь – так тринадцать получишь! Ну как – по рукам, Ужинский?
Ужинский затравленно глянул на Плотова. Старший сержант сокрушенно кивнул:
– Дело говорит. Ты, милок, соглашайся, а то… Его из лагеря строгого режима поперли за то, что он явку с повинной о подготовке покушения на Горбачева выбил… у семерых.
Ужинский закрыл глаза. Его заколотило. Ссохшимися губами он вдруг замямлил:
– Неужели вы ему верите, что я знал, что он убьет?
– Верим! – заорал Харламов. – Ему – верим! Он ведь чистосердечное пишет, а ты, мразь, разлегся здесь! Подъем! В этапную камеру, сука!