В протоколе излагалась примерно следующая история: Ужинский отдыхал в одном из своих заведений, вернее – практически в своем, формально еще в государственном. Вернее, не отдыхал, а заскочил глянуть хозяйским оком. Сделал пару замечаний, персонал засуетился, потом сел перекусить. Громко играла музыка, прыгали по залу разноцветные лучи. К нему подсел откуда-то взявшийся молодой человек и затеял странный разговор. Не сказать чтобы хамил, но говорил с явным вызовом. Ужинский ему отвечал без агрессии, но снисходительно. Молодой человек предложил свои услуги. Ужинский сыронизировал: какие, дескать, именно? Парень назвался Токаревым Артемом, сказал, что может все, а его отец это все легко прикроет. Ужинский отмахнулся, объяснил, что в защите не нуждается, что решил уже этот вопрос. Дискотеку вела Света с радио, она уже раз третий в этом кафе подхалтуривала. Ужинский, улыбаясь, сказал, что проблема у него одна: он такую вот музыку на дух не переваривает, а диск-жокей говорит – модно. Парень сказал, что переговорит с ведущей, и пошел к ней. Они о чем-то переговорили в этом гвалте, потом он приобнял ее и повел к столику Ужинского, усадил и представил, а потом крепко поцеловал ее в губы. Только спустя несколько минут Ужинский понял, что девушка уже мертвая. Паренек все время улыбался и спросил, дескать, ну что, понравилось, как он вопросы решает? Потом Ужинский ничего не помнил – на него напал столбняк. Паренек куда-то делся. Девушка в конце концов повалилась. Кто-то стал кричать. Потом появилась милиция. Пришедшим милиционерам он что-то говорил, разумеется от испуга опустив эту историю… Потом… его задержал оперуполномоченный Харламов…
Перемежаемые рыданиями показания Ужинского действительно не противоречили десяткам установленных и перепроверенных фактов и обрывкам косвенных воспоминаний свидетелей.
Боцман, дольше других провозившийся с избитым кооператором, пришел к выводу, что, похоже, все так примерно и было, как рассказал Ужинский…
Пока вертелась вся эта кутерьма, Артур неприкаянно слонялся по отделу, поскольку усидеть в своем кабинете ему было трудно. А домой идти он, конечно, не мог. Тульскому казалось, что между ним и остальными операми возникло какое-то отчуждение, хотя никто ничего впрямую ему и не говорил. А еще у него перед глазами постоянно появлялось лицо Светки – но не живое, а уже мертвое…
Находясь в таком вот, прямо скажем, поганом состоянии, он столкнулся в коридоре с Артемом, и вспыхнувший между ними диалог едва не привел к драке. А началось с того, что Токарев-младший спросил:
– Зачем?
На что получил сакраментальный ответ:
– Потому что!
Ну и понеслось:
– Все же насмарку теперь! А если бы он был убийцей?
– А ты уверен, что он не при делах?
– Уверен!
– Охуеть! И как же дело было тогда?
– Не знаю. Завтра… уже сегодня довыясняем!
– А то, что он тебя назвал?
– А-а… Это, стало быть, главное?
– Главное, что мы со Степой его в такт нахлобучили за это! Ни полграмма сомнения не было! Это главное!
– А я не об этом!
– А я об этом! И о Светке! Она через сутки разлагаться начнет! А я… Он же врет! Еще бы полчаса – и он бы все нам сказал!
– А ты не один по Светке горюешь! А насчет «сказал бы», еще полчаса – и вы бы сели!
– А по хуй!
– Артур, милый, задача-то какая?
– Какая?
– Выяснить все и доказать!
– Да ты что?! Это тебе не ринг! Тут драка без правил и судей!
– Да-а? А я что-то драки-то и не видел… кое-что другое видел!
– Да пошел ты!..
– Сам пошел!..
Они разбежались в разные стороны, кипя и сжимая кулаки. Тульский сам не очень понимал смысл того, что кричал Артему. Просто ему было очень больно, а вдобавок ко всему на гонор начал накладываться комплекс вины. Артур подсознательно ждал от Артема слов сочувствия, а тот его повоспитывать вздумал – выбрал время, нечего сказать… В таком состоянии Тульский и от Токарева-старшего вряд ли смог бы спокойно принять заслуженные – и это мягко говоря – упреки…
А Василий Павлович как раз не орал и не воспитывал ни Тульского, ни Харламова. Он был в шоке. И еще он пытался не вспоминать, как однажды, много лет назад, сам набросился на подозреваемого, против которого были косвенные доказательства, что он повесил мальчишку-второклассника. А набросился молодой тогда еще опер Вася так, что не раскрыл, а наглухо «закрыл» то дело, сломав подозреваемому руку и челюсть. До сих пор Василию Павловичу становилось не по себе, когда вспоминал он ту историю, в которой убийцу мальчика официально так и не нашли. Не дай-то бог, чтобы у каждого опера в багаже был такой какой-нибудь случай, поскольку это не те ошибки, на которых можно учиться… Василий Павлович смог поговорить лишь с сыном, который его понял, хотя и пытался защищать Тульского…
Снова столкнулся с Артемом Тульский как раз тогда, когда тот выходил из отцовского кабинета. Артуру нужно было хоть с кем-то поговорить, а от него – нет, не то чтобы все шарахались, но как-то уклонялись – вот он и попытался снова «зацепиться языком» с Токаревым-младшим:
– Как обстановка в Палыче?
Артем ответил, как показалось Артуру, холодновато: