Туман. Квест «Похититель Душ» 1

— Выход есть, только как его найти? А если никого не убивать, хотя бы пока? Пока не выберусь из города? — я снова начал ходить. — Значит так! Здесь щенок не погибнет, а погибнет подозрительный бомжара, заигравшийся в алхимика и сгоревший вместе с компанией дрожащих и «учеником». А из города уедет немолодой… — я лихорадочно бросился к своим тряпкам, сваленным в углу, и начал их раскидывать. Наконец небольшая поцарапанная пластинка легла мне в руки и я уставился, пытаясь прочитать имя:

— Митко Драгов. Блин, болгарин какой то, да ладно — сойдет. Только из города надо выбираться не засвечивая пластиночку. Не было меня здесь и точка!

Отхлебнул еще высокоградусной бурды и план начал вырисовываться более подробно.

— Выйти из города, ребенок будет при мне в качестве заложника, а в пути всякое может случиться. Здесь погибнет Убогий со своим имуществом. Пусть ищут, — и я пьяно рассмеялся.

4

Доказать, что с ребенком ничего не было — не представлялось возможным. Я еще раз обшарил все тряпки, которые валялись в подвале, но ничего не нашел. Весь пыльный и грязный. Я сидел на полу с тоскою глядя на гугукающего ребенка. Его я тоже осмотрел, но ничего странного и незаметного не заметил, ребенок как ребенок. Оставался вариант, что та тетка выронила этот клятый артефакт пока неслась ко мне или он был у неё с собой и потерялся при плавании вольным стилем по канализации в сторону реки.

— Вот было бы так… — и меня на несколько мгновений посетили сладостные видения: — Мне блажилось будто бы я нахожу артефакт и спасаю до кучи и тетку, вернее не так. Тетка передает мне артефакт, а сама гибнет вместе с ребенком, и пусть их потом найдут, судебному магу по истечении пяти дней уже затруднительно что-то предположить, а уж на седьмой — восьмой день, вообще только общее и выловишь. А я бы уже с артефактом не растерялся!

Дальше моё сознание умудрилось обдумывать сразу два потока моих фантазий. Первый лихорадочно прикидывал, кому бы и как я сплавил эту вещицу, какие бы меры принял для обеспечения своей безопасности, и сколько бы денег за неё мне дали. Почему то конкретная сумма в моих мечтах не фигурировала, рисовалась «куча денег». Причем именно кучей, такой здоровенной, выше моего роста. Я аж застонал от вожделения. А в башке прокручивался второй план, будто бы я придумал способ, сдать артефакт Его величеству, и меня не закопали, как слишком много знающего, а наоборот — наградили. Я представил высокие потолки богато убранных залов; себя, всего фильдеперсово выряженного, в каких то немыслимых чулках, бантиках, рюшечках, в парике, что то среднее между французскими придворными, времен какого-нибудь из Людовиков, и лавочником Гийомом, гонявшего нас от дверей черного хода своего дома. Мне блажилось, будто я первейший советник короля, что занимаюсь прогрессорством, чем и должно заниматься порядочному, образованному человеку, попавшему из нашего продвинутого просвещенного времени к дикарям в Средневековье. Мне мечталось о высоких постах, о богатстве, о власти. Казались какие-т люди, которые раболепно гнули спины предо мной. Тут же, как водиться, отдельной строкой шли все обидевшие меня в этом мире, все несчастья которые я могу им принести, в нынешнем своем положении; представлялись их изумленные взгляды, когда они выясняли из-за чего несчастья преследуют их, и я открывал свое инкогнито. Красивых девушек, очарованных моим умом и красотой, пышную свадьбу с очаровательной, богатой и знатной девицей, до безумия влюбленной в меня…

Вот такой, в целом, бред, более приличествующий сексуально неудовлетворенному подростку, чем состоявшемуся мужчине, которым я являлся. Еще скажу, что в дальнейшем, только лишь я вспоминал этот простой момент своей жизни, то сразу же старался отвлечься, поскольку мне становилось стыдно и немного противно. Противно не за сами мечты, они то как раз нормальны, а за то, что это были слюнявые мечты идиота, не подкрепленные абсолютно ничем.

* * *

В общем мысль моя блуждала довольно таки долго, не отвлекаясь на хныканье голодного детеныша, который постоянно хотел жрать, затекшие ноги, холодную стену за спиной и вопли на улице. Вопли на улице… Вопли на улице!?

Выглянув и оценив обстановку, я направился домой не обращая особого внимания на плачущих девиц, которых загоняли в большую серую карету. Тут же стоял мелкий тип с погонялом Шмыга, поминутно кланяющийся и униженно улыбающийся высокому, статному офицеру, брезгливо глядящему на сие действо.

Дяденька, отпустите пожалуйста, — кричала одна из них, — я больше не буду.

Даже у меня эта фраза вызвала ухмылку, чего уж говорить о солдатиках, их здоровенный гогот слышался на всю округу. Кто то плакал, кто то ругался, но утрамбовали всех. Двое солдат оправились вместе с каретой, в качестве охраны, остальные остались с командиром. Шмыга, начал юлить еще больше. До меня доносились обрывки фраз:

… как верноподданный Его Величества…

… я не мог смотреть на творимое бесстыдство…

… в соответствии с Указом наисправедливейшего…

… награда…

… верных помощников…

… такой блюститель нравственности, как я… и подобная мура.