— Адеола, а кто отвечает за сервировку? — решила взять быка за рога Луиза, разглядывая разномастную посуду.
— Я, мэм, а что? — спросила экономка, пряча широкие руки в не менее широкие карманы платья. Сегодня оно было цвета фуксии. Лицо Адеолы, обрамленное розовой косынкой, добродушно сияло.
— Если можно, я бы посмотрела на всю посуду, что здесь есть, — осторожно начала Луиза, боясь обидеть женщину чрезмерной поспешностью, с которой она собиралась знакомиться с хозяйством.
— Да благословит вас Господь! — всплеснула руками Адеола. — Я кого только ни пыталась приобщить к этому делу, так не хочет же никто! Масса Томас смеется, говорит, что ему и так сойдет, но я-то знаю — не правильно мы что-то делаем. А как надо и не знает никто.
Со стороны миссис Пинс послышался страдальческий вздох — компаньонка принялась-таки за колбаску.
— А где мистер Уоррингтон? — полюбопытствовала Луиза после завтрака, пока слуги заносили горы посуды в опустевшую столовую.
— С утра прискакал негр с плантации «Розовый лес», сказал, там рабы бунтуют, просил помочь.
— Рабы бунтуют? — в страхе воскликнула миссис Пинс. — И часто такое случается?
— Да постоянно, — махнула рукой Адеола, любовно проводя другой по большому марокканскому блюду, неизвестно как оказавшемуся здесь. — Побунтуют и перестанут, как получат от хозяев по шее.
— Прости, — вырвалось у Луизы. — Но разве ты не такая же, как они? В смысле…
— Такая же, как они? — Адеола задохнулась от возмущения, прижав руки к груди. — Я — из домашних, я никогда не работала на плантации! Я умею читать и писать, мэм! Как вы могли подумать хоть на минуту, что я похожа на них, на грязных рабов с тростниковых полей!
Экономка обиженно отвернулась и принялась перебирать фарфоровые блюда с золотыми виноградными листьями по ободку.
— Прости, — покаянно проговорила Луиза. — Прости, Адеола. Мне и в голову не пришло обидеть тебя. Я ведь выросла там, где рабов вовсе нет… Я… Мне казалось, они ничем не отличаются…
— Не отличаются…. — уже мягче проворчала негритянка, смахивая слезы. — Мы даже близко не стоим рядом с теми, кто рубит тростник и копает свеклу. Мы — семья массы Томаса. Он столько раз говорил мне: «Адеола, давай-ка я тебя освобожу!». А я все отказываюсь. А куда я пойду? Да и как он без меня? Зэмба, моя внучка, вон тоже в доме выросла. Я так счастлива, что она при вас горничной стала, мисс Луиза, мэм, просто слов нету!
— Значит, мистер Уоррингтон хотел тебя освободить? — задумчиво протянула Луиза, открывая для себя еще одну грань своего опекуна. Честный, смелый, а теперь вот еще и великодушный — пусть он и не имел титула, но являлся самым что ни на есть настоящим джентльменом!
— Да, предлагал, и не раз, — с готовностью подтвердила экономка. — Я, говорит, другую такую и в жизнь не найду, Адеола, но хочешь, дам тебе денег и открывай свое кафе в Новом Орлеане, уж больно ты готовишь хорошо.
— Он очень благородный, — заметила Луиза, покосившись на миссис Пинс. Завтрак, кажется, не добавил очков в колоду мистера Уоррингтона, потому что компаньонка лишь недовольно качнула головой.
— Когда прикажете приготовить вам постель? — спросила Адеола спустя некоторое время.
— Постель? — Луиза переглянулась с миссис Пинс, но та лишь недоуменно пожала плечами. — Но ведь я только недавно проснулась.
— Днем у нас слишком жарко, — экономка, заметив удивление, решила объяснить. — И делать ничего невозможно. Поэтому в обед мы предпочитаем проводить время в тени и прохладе, а господа укладываются отдохнуть.
— Как интересно, — хихикнула Луиза. — Спать днем. В Лондоне мы, бывает, просыпаемся лишь к обеду. А ночи проводим на балах.
— Ночью надо спать, мисс Луиза, — неодобрительно покачала головой Адеола. — Ночью просыпаются духи и бродят бесплотными тенями по болотам, заманивая в свои сети заблудившихся людей… Ночью надо спать, — повторила она и снова принялась перетирать тарелки.
Луиза молчала, боясь показать, что слова о духах рассмешили ее. Обижать суеверную экономку не хотелось. Но, помилуй Бог, какие духи?!