Туман на болотах

— Ваш жених, мисс Джонс? — тихо сказал мистер Хардвик. — Хотите поговорить с ним?

— Нет, благодарю!

Мы замолчали, и через несколько секунд Уэйн ушел.

— Мистер Хардвик, все совершают ошибки.

— Верно, но вы совершаете их слишком много, мисс Джонс.

— Да, я не могу как следует вести машину, случайно задеваю глобус, и он падает на пол… Но при чем здесь мои преподавательские качества?

— А еще делаете грубейшие ошибки перед всем классом, и настолько очевидные, что их замечают ученики и поправляют вас. Вы не способны поддерживать порядок в классе…

— Но все это произошло потому, что… — Я оборвала сама себя, потому что не могла сказать: все это безобразие затеял его собственный сын.

— И забываете вовремя вернуть фильмы, тем самым подвергая школу штрафу.

— Но все эти ошибки можно объяснить, — всхлипнула я.

— Дело не в том, что вы делаете или не делаете. — Я видела, что он пытается смягчить резкость своих слов. — А в полном отсутствии у вас чувства ответственности, что и лежит в основе всех ваших поступков. Хочу подчеркнуть, мисс Джонс, что сейчас я говорю с вами как официальное лицо, как ваш директор, а не ваш друг.

Друг? У меня потеплело на сердце от мысли, что он все-таки считает меня своим другом, но я быстро вернулась к реальности, когда до меня дошел смысл его слов.

— Вы пытаетесь таким вот завуалированным способом сказать мне, что я должна оставить преподавательскую карьеру? Или поискать другую, чтобы избавить вас от моего присутствия в школе?

Он взял точилку для карандашей, сделанную в форме глобуса, и начал подбрасывать ее на ладони.

— На этот вопрос вы должны ответить сами.

— Но ведь если я захочу перейти в другую школу, они попросят у вас рекомендации. Как вы сможете дать мне хорошую характеристику, если так плохо обо мне думаете?

Он пожал плечами, продолжая подбрасывать глобус вверх и вниз, вверх и вниз. Бесполезно! Я была сражена наповал его словами и больше не могла сдерживать слезы. Я постепенно теряла остатки уверенности в себе, которая и так никогда не была моим сильным местом.

— Разве я не предупреждала вас, что мне нельзя доверять, мистер Хардвик? — захлебываясь слезами, спросила я. — Теперь вы знаете почему.

Наступило долгое молчание. Я плакала в свой платок, не решаясь взглянуть на него. Наконец он заговорил, и я едва слышала его голос.

— Моя милая Трейси, я… — Он замолчал. — А, черт, все напрасно!

Я удивленно подняла глаза, озадаченная его яростью. Он подошел к окну и уставился на улицу.

— Я заплачу штраф, мистер Хардвик. Это моя вина, значит, я должна взять на себя… ответственность. И понести наказание.

— А могу я спросить, как вы намереваетесь собрать необходимую сумму?

— Из моих накоплений на отпуск.

— Не говорите глупостей! — раздраженно махнул он рукой.

— Я говорю совершенно серьезно. Сказала, что заплачу, значит, заплачу.

Я вытирала слезы, но тщетно — они хлынули ручьем. Должно быть, мои всхлипывания раздражали его, потому что он рявкнул вдруг:

— Нам придется прекратить наш разговор! В таких условиях невозможно что-либо обсуждать.

Он бросил миниатюрный земной шар на полку, тот, прыгая, скатился на пол и разлетелся на две половинки. А он ушел.

И тогда я заревела в голос. Я рыдала, уткнувшись головой в полку, на которой только что покоился его локоть. Итак, по утверждению Уэйна, сердце и чувства директора удалены хирургическим путем и выброшены на помойку, и в нем не осталось ничего доброго и человечного. Как я об этом узнала? Его совершенно не тронули мои слезы.

Десять минут спустя я пыталась аккуратно завернуть пленку с фильмом, за этим занятием и застал меня Уэйн. Выслушав мои объяснения, он оттолкнул меня и закончил это сам.

— Господи, что он мне наговорил, Уэйн! Он почти выгнал меня из школы и предложил оставить карьеру учителя.

Уэйн резко дернул веревку, затянув узлом свои пальцы, и громко выругался.

— Я бы с удовольствием выгнал его самого, и побыстрее… — Наконец он завязал аккуратный узел. — Бери пальто. Отнесем пакет на почту, а потом я куплю тебе выпить. Бары скоро откроются.

Всю дорогу до выхода он обнимал меня за талию. Как только мы оказались на улице, из своего кабинета вышел Брет Хардвик и спустился следом за нами по лестнице. Я шепнула Уэйну, кто идет сзади нас, и со словами «Прекрасно. Пусть идет» он притянул меня к себе и поцеловал долгим и страстным поцелуем. Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня.

Брет прошел мимо нас, уселся в машину и с ревом выехал на дорогу. Уэйн наконец отпустил меня и с издевкой сказал:

— Интересно, когда этот тип последний раз целовал женщину? Наверное, так давно, что уже и забыл, как это делается. Никак не пойму, что у этого человека внутри. Но уж точно не доброта!

Мы отправили бандероль с фильмом и пошли в бар. На столах стояли лампы с красными абажурами, а через весь бар в несколько рядов были натянуты крошечные разноцветные лампочки. У меня поднялось настроение оттого, что я просто сижу здесь, в этом красном праздничном свечении. Уэйн купил выпивку, и мы чокнулись за нашу «помолвку».

— Помолвка могла бы стать настоящей, милая.

— Нет, Уэйн, не могла. А как же Дайна?