Туман над Парагон-уок

Питт стоял на улице несколько минут, решая, к кому следующему пойти. Форбс был где-то в одном из домов, разговаривал со слугами, наслаждаясь своей новой важной ролью в расследовании убийства и с удовольствием любопытствуя об устройстве быта семейств, находящихся на недостижимом для него уровне. Вечером он поделится с Питтом полученными сведениями — в большинстве своем бесполезными; однако во всем этом информационном сумбуре могли попасться наблюдения, которые привели бы к определенным выводам… а те — к другим… Томас широко улыбался, думая об этом. Проходящий мимо мальчик — помощник садовника — остановился и смотрел на него в изумлении, удивляясь, что человек, явно не будучи джентльменом, мог позволить себе стоять без дела посреди улицы и улыбаться без причины.

В конце концов, Питт решил, что пойдет в дом, стоящий в середине Парагон-уок и принадлежащий некоему Полю Аларику. Там ему вежливо объяснили, что мсье Аларик не вернется домой до вечера, но если инспектор захочет увидеть его, то, без сомнения, он будет принят.

Питт еще не составил план в своей голове, о чем будет говорить с Джорджем, поэтому он снова отложил этот разговор и решил попытать в следующем доме, принадлежащем мистеру Халламу Кэйли.

Хозяин все еще завтракал, однако пригласил инспектора войти и предложил ему чашечку крепкого кофе. Питт отклонил предложение. В любом случае, он предпочитал чай, а этот кофе выглядел как мазутная вода в лондонском доке.

Кэйли мрачно улыбнулся и налил себе еще одну чашку. Это был интересный мужчина, чуть старше тридцати; правда, его превосходный, в чем-то орлиный, профиль был испорчен глубокими оспинами на коже, а складки вокруг рта проявляли основную черту его характера — слабость. В это утро его глаза были припухшими и в красных прожилках. Питт отнес это на счет напряженной встречи с друзьями за бутылкой вчера вечером; возможно, за несколькими бутылками.

— Чем могу помочь, инспектор? — спросил Кэйли до того, как Питт начал задавать вопросы. — Я ничего не знаю. Я был на приеме у Дилбриджей весь вечер до глубокой ночи. Любой подтвердит это.

Настроение у Томаса упало. Неужели каждый, с кем он будет говорить, не сможет точно вспомнить, чем занимался вчера?.. Да, все это глупо и не имеет значения. Почти наверняка убийцей был слуга, который, нарушив субординацию, напился и стал приставать к девочке, а затем, когда та закричала, от страха ударил ее ножом, чтобы она замолчала, — возможно, даже не желая убить. Форбс, вероятно, все это выяснит. Питт же расспрашивает хозяев просто потому, что это необходимо сделать. Простая формальность, чтобы все видели, что полиция работает не покладая рук. В любом случае будет лучше, если это сделает Питт, а не Форбс с его ужасным языком и любопытством, граничащим с наглостью.

— Вы можете припомнить, с кем были вчера около десяти часов вечера, сэр? — вернулся Томас к своим вопросам.

— На самом деле я поссорился с Бэрхамом Стивенсом. — Кэйли налил себе еще кофе и, раздраженно потрясши кофейник, поскольку из него вылилось только полчашки, со стуком поставил его на стол; звякнула крышечка. — Этот дурень сказал, что никогда не проигрывает в карты. Не перевариваю неудачников. Никто их не любит. — Он уставился на покрытую крошками тарелку.

— Итак, разногласие имело место в десять часов? — спросил Питт.

Кэйли продолжал смотреть в тарелку.

— Нет, чуть раньше, и это было больше, чем просто разногласие. Это была чертова ссора. — Он выглядел агрессивно. — Ну, не совсем то, что вы называете ссорой. Криков не было. Может быть, он вел себя не по-джентльменски, но мы оба достаточно хорошо воспитаны, чтобы не начинать скандал в присутствии женщин. Я вышел на улицу, чтобы остыть.

— В сад?

Кэйли снова уткнулся в тарелку.

— Да. Если вы хотите знать, видел ли я что-нибудь… то я не видел. Там было полно людей, толкущихся вокруг. У Дилбриджей очень странные социальные предпочтения. Я полагаю, у вас есть список гостей?.. Когда вы найдете убийцу, то, скорее всего, им окажется какой-нибудь слуга, нанятый на один вечер; некоторые люди нанимают кареты, вы знаете, особенно если приезжают в город только на время балов, на сезон… — Его лицо вдруг стало очень мрачным, а его немигающий взгляд был направлен прямо на Питта. — Честно скажу, не могу представить, кто убил бедняжку Фанни. — Его лицо вдруг исказилось от сдерживаемой боли, более глубокой, чем простая жалость. — Я знаю большинство мужчин на Парагон-уок и не могу отвечать за всех, но ни один из них, я верю, не способен вонзить нож в женщину, в такого ребенка, как Фанни. — Он оттолкнул тарелку с отвращением. — Я полагаю, что это мог бы быть француз, этот странный тип; да и «нож» звучит как что-то французское. Но это не кажется мне правдоподобным.

— Убийство часто не кажется правдоподобным, — тихо заметил Питт.