Туман над Парагон-уок

— Как величественно! И, пожалуйста, Шарлотта, следи за тем, что говоришь. Я так нервничаю по этому поводу; ты заставляешь меня смеяться, даже когда я совсем не хочу этого. Я делаю все возможное, чтобы не думать об этой бедной девочке. Я заполняю голову любыми другими мыслями, даже глупыми, только для того, чтобы отвлечься.

Шарлотта обняла ее.

— Я знаю. Знаю, что ты не бессердечна. Мы все смеемся иногда, когда в действительности хотим плакать. Скажи мне, я выгляжу смешно в этой шляпе?

Эмили протянула обе руки к шляпке и слегка изменила угол наклона. Сама она уже была в мрачнейшем черном.

— Нет, нет, ты выглядишь очень хорошо, Джессамин вся изведется от зависти. Потому что после церемонии все будут смотреть на тебя и спрашивать, кто ты такая. Потяни вуаль немножко вниз; они вынуждены будут подойти поближе, чтобы рассмотреть твое лицо… Вот так! Великолепно. И не поправляй ее без конца!

Процессия наводила ужас своим сплошным мертвенно-черным цветом. Черные лошади тянули черный катафалк, кучер был обмотан черной креповой лентой, лошади с черными плюмажами на голове. Близкие родственники ехали непосредственно позади катафалка в другом черном экипаже, покачивающемся из стороны в сторону. Затем следовали остальные присутствующие. Процессия выглядела очень величественной.

Шарлотта сидела рядом с Эмили, Джорджем и тетушкой Веспасией и размышляла, почему люди, которые исповедуют воскрешение, должны устраивать такую мелодраму из смерти. Все действо напоминало плохой театр. Над этим вопросом она часто раздумывала, но никогда рядом не оказывалось человека, которому можно было бы задать этот вопрос. Шарлотта надеялась, что однажды встретит епископа, хотя сейчас на это оставалось все меньше надежд. Как-то раз она задала этот вопрос своему папе — и получила очень резкую отповедь, которая заставила ее надолго замолчать; но при этом она не содержала настоящего ответа, которого папа, очевидно, не знал либо же считал любую дискуссию на данную тему вульгарной и неприличной.

Наконец процессия прибыла на место. Шарлотта вышла из экипажа, опираясь на поданную Джорджем руку, и грациозно спустилась на землю, не дотрагиваясь до шляпы, чтобы случайно не изменить угол ее наклона. Затем попарно — она с тетей Веспасией, за ними Эмили с Джорджем — они прошли через ворота церковного двора по дорожке к дверям. Внутри орган играл траурный марш — более бравурно, чем требовалось, и с такими неожиданными ошибками в исполнении, что даже Шарлотта заморгала, услышав их. Интересно, играл ли органист при этой церкви постоянно или был нанят энтузиаст-любитель, который даже не знал, по какому поводу играет?

Сама служба была очень скучной, зато короткой. Возможно, викарий не хотел упоминать причину смерти — слишком земные подробности для этого неземного мирка. Смерть не могла иметь ничего общего с этим местом, с цветными витражами на окнах, с органной музыкой и с всхлипываниями в кружевные платочки. Смерть сопровождалась болью, болезнью и ужасом перед долгим неизвестным последним шагом. Для Фанни в ее смерти не было ничего достойного, и ничего не оставалось после нее. Не то чтобы Шарлотта не верила в бога или в воскрешение; просто для нее это была попытка оправдать безобразную действительность ритуалом, который она ненавидела. Все это отрепетированное дорогое отпевание проводилось для очистки совести живущих, дабы они чувствовали, что заплатили богу необходимую дань и теперь могут спокойно забыть Фанни и продолжать развлекаться. Церемония совсем не относилась к несчастной девушке, и не имело значения, заботились ли все эти люди о ней раньше или нет.

Затем все пошли на кладбище. Воздух был горячим и тяжелым, как будто бы им уже дышали, и ощущалась какая-то затхлость. От того, что уже несколько недель не было дождя, почва стала сухой, и могильщики вынуждены были разбивать ее на куски мотыгами. Единственное влажное место находилось под тисовыми деревьями. Вода пропитывала здесь землю очень глубоко, и запах стоял застарелый и кислый, как будто корни деревьев питались влагой из человеческих трупов.

— Нелепая вещь похороны, — прошептала тетя Веспасия рядом с ней. — Больше всего подходят для утверждения себя в обществе; хуже, чем на бегах в Эскоте. Каждый может увидеть, кто пришел сюда, потому что по-настоящему горюет, а кто — для того, чтобы показать себя. Некоторые женщины выглядят очень хорошо в черном и знают это, — и ты можешь увидеть их на всех модных похоронах. Не имеет значения, знали ли они покойного или нет. Мария Клеркенуэлл всегда поступала так. Своего первого мужа она встретила на похоронах его кузена. Он был главным скорбящим, потому что унаследовал титул. Мария никогда не слышала о покойном, до тех пор пока не прочла о нем на странице местной газеты, и решила пойти на похороны.

Втайне Шарлотта с интересом наблюдала за процессом похорон. Возможно, что и Эмили делала то же самое.