Туман над Парагон-уок

— Спасибо. — Джессамин взяла стакан, который Аларик передал ей, взяв с подноса у слуги, и теперь пила из него мелкими глотками, очень деликатно. — Бедняжка Фанни наконец успокоилась. Но как трудно мне успокоиться и принять это как должное… Происшедшее кажется мне чудовищной несправедливостью! Она была таким ребенком, такой невинной… Она еще даже не умела флиртовать! Почему она, а не кто-то другой? — Ее веки прикрыли большие, влажные глаза. Она не смотрела на Селену, но мелкие подергивания плечами и изогнутость фигуры указывали, что она адресовала свои слова к ней. — Есть другие люди, которые… которые больше заслуживают…

Шарлотта пристально смотрела на Джессамин. Ненависть между двумя женщинами была настолько явной, что она не могла поверить, что Поль Аларик не замечает этого. Француз стоял в элегантной позе, с легкой улыбкой на губах, беспечно отвечая на вопросы; но Шарлотта была уверена, что он чувствовал себя также некомфортно, как и она. Или это его развлекало? А может быть, он был польщен своим двойственным положением и не хотел ничего менять? Такая мысль была неприятна Шарлотте. Она хотела, чтобы он был выше принижающего его тщеславия, чтобы это смущало его так же, как и ее.

Затем к ней пришла другая мысль. Она вспомнила слова Джессамин: «…другие люди, которые больше заслуживают». Конечно, здесь подразумевалась Селена; но была ли причиной трагедии невинность Фанни, которая привлекла насильника? Может быть, он устал от всех этих утонченных женщин, которые были слишком доступны, и захотел целомудренную, напуганную и боязливую, так чтобы он мог доминировать над ней… Может, это возбуждало его, заставляло кровь бежать быстрее… прикосновение и запах ужаса…

Это была скверная, отвратительная мысль. Но ведь насилие во тьме, унижение, удар ножом, кровь, боль, утекающая жизнь — все это было еще отвратительнее… Шарлотта закрыла глаза. Пожалуйста, боже милостивый, пусть это все не коснется Эмили! Пусть Джордж будет легкомысленным гулякой, немного глупым, пустоватым, но не кем-то хуже!

Присутствующие говорили, не обращая на нее внимания, и Шарлотта не слышала их, погруженная в свои мысли. Она осознавала окружающую действительность, лишь когда из уст Селены или Джессамин вылетало нечто враждебное и когда Аларик говорил то с одной, то с другой из них. Иногда Шарлотте казалось, что он с пониманием смотрит на нее, и ей становилось очень неудобно — и в то же время это ее будоражило.

К ней подошла Эмили. Она выглядела очень усталой, и Шарлотта подумала, что они находятся здесь уже очень долго. Она уже была готова предложить вернуться домой, но тут заметила позади Эмили Халлама Кэйли, единственного мужчину, который, согласно ее наблюдениям, был искренне тронут смертью Фанни. Его взгляд был направлен на Джессамин, но выражение лица оставалось пустым, как будто бы он не был знаком с ней. Богато убранная комната, солнечные лучи, пробивающиеся через наполовину задернутые гардины, роскошный стол с остатками угощений, люди в черном, разделившиеся на несколько небольших группок, — все это, казалось, не производило на него никакого впечатления.

Джессамин поймала его взгляд. Ее лицо изменилось, нижняя губа выпятилась, кожа на щеках натянулась, и на какое-то мгновение она застыла. Затем Селена сказала что-то Аларику и улыбнулась, и Джессамин вернулась к своему обычному состоянию.

Шарлотта посмотрела на Эмили.

— Мы уже поговорили со всеми, с кем необходимо? Я имею в виду, мы уже можем, соблюдая все приличия, идти домой? Здесь жарко и душно, и ты, должно быть, очень устала.

— Я так выгляжу? — спросила Эмили.

Шарлотта немедленно, не раздумывая, соврала:

— Совсем нет, но лучше нам уйти до того, как мы устанем. Я так чувствую.

— Я ожидала, что ты будешь довольна, находясь здесь и пытаясь распутать это дело…

В голосе Эмили слышалась хрипотца. Конечно, она устала. Под глазами залегли тени. Шарлотта делала вид, что не замечает этого.

— Мне кажется, я не узнала ничего нового по сравнению с тем, что ты уже сказала мне, — что Джессамин и Селена ненавидят друг друга из-за мсье Аларика, что у лорда Дилбриджа очень либеральные взгляды, а леди Дилбридж всегда рада воспользоваться этим. И что все Нэши очень неприятные особы. Да, и еще что Алджернон ведет себя очень достойно.

— Я тебе все это говорила? — Эмили слегка улыбнулась. — Я думала, что это тетушка Веспасия. Теперь, я полагаю, мы можем идти домой. Признаюсь, с меня довольно. Церемония подействовала на меня гораздо сильнее, чем я предполагала. Я не замечала Фанни, когда она была жива, но теперь я думаю о ней постоянно. Ты представляешь, ее похоронили, но никто по-настоящему не говорил о ней.