Дойдя до ворот, Ирина повернулась, чтобы еще раз сказать спасибо соседу, и замерла. Рядом с каменистой дорожкой, которая вела от калитки к дому, практически на клумбе, на которой Светлана выращивала цветы (сейчас там доцветали махровые тюльпаны, красивее которых Ирина в жизни не видела), был отпечатан след мужского сапога.
Сосед проследил за ее взглядом.
– Ты чего, Ирочка?
– След, – прошептала она, чувствуя, как возвращается спавший было страх. – У вас за забором не могло быть никакого Веньки. Ночью же ворота заперты. А третьего дня, когда он приходил за самогоном, было сухо, а значит, оставить следов он не мог.
– Так это я мимо дорожки в темноте шагнул, – засмеялся сосед. – Когда ночью собак успокаивать выходил. Мои это сапоги, вон, на веранде стоят.
– А у меня в огороде? – Ирина чуть не плакала.
– Что у тебя в огороде? – не понял Куликов.
– У меня в огороде, под окном нашей комнаты, такой же точно след от мужского сапога. Вы же не ходили ночью ко мне в огород, Полиект Кириллович?
– Конечно, не ходил, что мне там делать?
– Ну вот. Вас там не было, а след есть.
– Так это я ночью не ходил, во время дождя. А вот вечером очень даже ходил. Я у тебя в огороде топор оставил. Когда скамейку чинил, то еще кол у забора обтесал малеха. Ну, и забыл топор-то. Вчера вечером вспомнил, решил забрать. Тревожить уж вас не стал, дверь заперта была, значит, спать вы легли.
– Но это же до дождя было… Значит, не мог на сухой земле след отпечататься.
– Ирина, ну ты уж совсем-то с ума не сходи. – Голос соседа звучал теперь сердито. – Ты вчера вечером огород поливала, шланг у тебя возле бочки лежит, в которую дождевая вода стекает, там мокро почти всегда, потому что шланг подтекает, а я его, старый осел, никак починить не соберусь. Там у вас всегда мокрая земля, под окном. Ну, вступил я туда, эка невидаль. Или и не я это вовсе, а действительно Венька шарашился. Тут у всей округи сапоги одинаковые, что ты как маленькая, ей-богу.
Ирине вдруг стало стыдно оттого, что этот пожилой, очень добрый человек все время с нею возится. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Спасибо вам, – с чувством сказала Ирина. – Действительно, всему наверняка есть самое простое объяснение, а у страха просто глаза велики. Пойду я, Полиект Кириллович.
– Светка-то права, ты звони в следующий раз, когда страшно станет, – чуть смущенно сказал сосед. – Не дело это, молодой женщине в нашей глуши, да еще с ребенком, да еще в твоей ситуации. Так что по огородам не бегай и следов не разглядывай. Набери номер, и я приду сразу, как смогу.
Ирина благодарно кивнула, взяла сына за руку и вышла на залитую солнцем улицу. Ей очень хотелось верить, что они в полной безопасности, но легкая тень тревоги до конца так и не сошла с ее лица.
День сегодня был именно такой, как Ирина любила в детстве. Жаркий летний день, наполненный сладкой истомой оттого, что можно ничего не делать. Обед готовила протопленная с утра печь. Поливать грядки благодаря вчерашнему дождю было не надо, все сорняки Ира выполола еще накануне, а новых не наросло, полы в доме были чистыми. Мечта, а не день.
Все утро она провела на речке, где сын снова удил с мостков пластиковых рыбок, а Ирина лежала рядом, сквозь ладошку присматривая за Ванечкой, чувствуя, как прогревается кожа, покрываясь золотистым загаром. Над губой выступили маленькие капельки пота, и Ирина рискнула залезть в речку, хотя холодной воды не любила.
Река оказалась теплой, такой, как бывает обычно не раньше июля. Но этим летом все шло наперекосяк, и июньская жара успела прогреть реку до самого дна, поэтому Ирина с удовольствием присела два раза, сбрасывая излишний жар, а потом даже выкупала Ванечку, который сначала шел в воду с опаской, потом немножко повизжал от страха, а потом прочувствовал удовольствие от купания и повизгивал теперь уже от удовольствия, хлопал ладошками по воде, подставлял мордашку колким брызгам, заливисто хохотал и повторял: «Еще, еще», прося, чтобы мама снова присела вместе с ним.
В небе слышался какой-то странный рокот, словно жужжала очень большая муха. Ирина подняла голову и увидела, что над рекой висит беспилотник, снабженный фотоаппаратом. Интересно, и у кого в их глуши могла быть такая игрушка? Впрочем, сын отвлек ее внимание, а когда Ирина снова задрала голову в небо, никакого летательного приборчика там уже не было.
Накупавшись, пошли домой, где Ванечка съел целую миску деревенского супа из печки, потом попросил добавки, а затем уснул, где обедал, – за столом, так разморился на солнышке. Ирина унесла его в кровать, прикорнула рядом и незаметно для себя уснула тоже, и вместе они сладко проспали часа три, окончательно прогоняя страхи минувшей ночи.
После полдника читали детскую книжку. Ваня снова просился «на лечку», но Ира пообещала, что они обязательно сходят, но завтра. Потом Ванечка играл в сколоченной соседом песочнице, лепил куличики из песка, возил взад-вперед детскую машинку, а Ирина читала найденную на чердаке книжку. Как ни смешно, но это была зачитанная в детстве до дыр «Собака Баскервилей».