Сладкая подскочила на своей циновке, опрокинув чашку, толкнув ребят рядом:
— Обряд совершеннолетия! Ты сможешь его провести?
— Да. Я говорила с Туманной. Но она хочет, чтобы вы все показали, на что способны. Остальные тоже — через круг-два придет срок и для них.
Лицо ее засветилось:
— Что мы должны сделать?
— Гремучка хочет добраться до берега и найти отца для своего ребенка, а потом вернуться к Дикому, уже как иноплеменница. Вы должны помочь ей. Для этого потребуется сделать такую хитрую штуку, на которой можно туда доплыть…
7 луна 10903 круга от н.м. Дикий.
Золотце опять где-то отстал. Хотя его можно понять — восемь дней прочесывания леса и разглядывания деревьев надоели уже всем. И если Сучок за время поисков сделался каким-то злым и взвинченным, а Старший — еще более вялым и апатичным, то Золотце уже даже не делает вида, что ищет.
Вначале все показалось простым… Крадущаяся сказала, что ей требуются две прямых лесины. Одну назвала «мачта», а вторую — «гик». И выдала веревки, на которых узлами отмечены обхват и длина требуемых стволов. Палку поменьше, которая «гик», нашли на третий день. В узкой и глубокой расщелине скалы деревце тянулось вверх, к свету и идеально подошло под размеры на веревке. А вот «мачты» не нашлось ни там, ни поблизости… Раньше мне никогда не доводилось задумываться, как редко в лесу встречается хоть что-то прямое. А особенно — большого размера. Накануне Сучок предложил подняться ближе к вершине, в зону скал и разнотравья. И сейчас я пролезал сквозь заросли на порядочно заросшем склоне, когда он тронул меня за плечо:
— Смотри вон там…
Я обернулся. Внизу, на краю провала, дерево уцепилось за маленький клочок земли в окружении сплошных каменных осыпей. Одинокое и прямое, в сумраке скальной тени. Что ж, поглядим. Мы начали осторожно спускаться.
У земли ствол изгибался, выбираясь из расщелины, а выше тянулся ровно и прямо. Наконец-то.
— Подойдет оно нам?
— Давайте сначала повалим, а потом разберемся, — это Старший.
Мне вдруг стало жаль губить столь упрямое существо. Для Крадущейся — еще пусть, но не просто так. Слишком старательно оно цеплялось за маленькие кусочки почвы, которые каждый день грозили унести с собой осыпи.
Взяв мерную веревку в зубы, я полез наверх. Ветер крутился волчком, взвывая со стороны скал. Страшновато и неуютно.
— Если верить веревке, это она и есть, — я сполз вниз, привязав трос в верхней части ствола.
— Кто «она»? — это Золотце, появился в самый удачный момент, чтоб не отправили по деревьям лазить.
— «Мачта», умница ты наш. Мы ее нашли.
Найти это упрямое бревно — полдела. Сперва мы долго вытаскивали его из скального провала, стараясь сами не загреметь вниз, а потом волокли до берега еще пять дней, прежде чем смогли положить к ногам шаманки. Крадущаяся смерила длину «мачты» шагами, кивнула, подтверждая правильность выбора, и попросила очистить дерево от коры и повесить сушиться над обрывом, привязав лесину за тонкий конец. Вешали уже без меня, пол-луны блужданий по лесу сложились только в одну мечту: о легонько покачивающемся гамаке. Кажется, Гремучка на меня надулась, но я ничем не мог помочь… потому что спал.
Проснулся уже даже не утром — ясным днем. Обнаружил у очага готовую еду и совершенно пустой поселок. Куда все делись-то? После сытной еды выбираюсь за ограду поселка. А-а, вот они где! На небольшой полянке девушки и младшие ребята ваяют какую-то штуку из пучков стеблей тростника: укладывают их слой за слоем, выгибают, мажут какой-то густой желтой вонючей жидкостью из большого котелка. Гремучка моя здесь же.
— Что делаете, девочки?
— «По-пла-вок»… что такое — не знаю, не спрашивай. Крадущаяся объяснила, что и как делать, но не сказала, для чего. Вон рисунок еще нарисовала.
Смотрю на рисунок, что-то вроде каноэ с двумя задранными кверху носами. Да без места для седока. Цельное такое. Ага, вот зачем тростник загибать… чтобы концы вязанок вверх смотрели, ясно.
— А что вы палочками тростник придерживаете? Неудобно и долго…
— Как шаманка показала, так и делаем. Но долго, да. До вечера бы управиться.
— Нет, девочки, это проще по-мужски делать…
Я ухватил руками стебли тростника, выгнул их вдоль уже уложенных, перехватив веревкой.
— Давай, Гремучка, мажь! Мы сейчас живо управимся.
Управились и правда быстро, но руки оказались у меня по локоть в этой желтой жиже. Пахнет хоть и сногсшибательно, однако приятно — листьями. По привычке вытер руки о волосы на животе пониже пупка. На охоте, когда при разделке добычи измажусь, тоже всегда так делаю. Вроде: «Имел я всех зверей вокруг!» Потом вымоюсь, конечно. Ну вот, и эта штука липкая как кровь, я ее так же и вытер. Тут и сообразил, что не то делаю. Ладно, попрошу у Гремучки золы с мыльным корнем, да отмою. Только кажется, я не выспался еще после похода за «мачтой», клонит ко сну. Вздремну чуток, отмоюсь потом…
Я почувствовал, как по губам и подбородку стекает горькая, горячая жидкость. Кажется, в меня вливают какой-то напиток. Причем меня спросить забыли. Кто? какого змея?!