Опять дорога… и снова я в сопровождении моих татар и остатков инвалидной команды следую теперь уже в сторону Можайска. Сейчас мы находимся в авангарде поспешно отступающих войск, так что ни о каком медленном движении не может быть и речи. Останавливаемся ненадолго лишь в самое пекло, а затем опять в путь. Во время подобных коротких передышек, вокруг всё чаще появляются небольшие холмики, становившиеся для некоторых «последним приютом».
В дороге я почти всё время спала, приходя в себя от всего произошедшего за эту неделю. И лишь небольшой навес над бричкой, сооружённый по наказу Павла, не давал мне с моими подопечными «изжарится» на солнце…
Всё началось с того, что второго августа Багратион, оставив дивизию Неверовского40
«держаться до последнего» под Красным, прибыл наконец-то в Смоленск. Встреча с Барклаем, свидетелем которой случайно оказались мы с «провидцем», зашедшие в канцелярию утвердить будущее расположение врачебных пунктов, поразила нервозностью и неприятием.Город напоминал разворошенный пчелиный улей с двумя «королевами». Дело в том, что главнокомандующего как такового не было. Ни Петр Иванович, ни Михаил Богданович, назначение так и не получили. Один командовал «второй», а другой «первой» западной армиями. По сути, в войсках случилось двоевластие. Оно ещё отягощалось и тем, что многие «намекали» Багратиону, что раз он командует только «второй», то ему и следует подчиниться Барклаю. Всё это выливалось в некую личную неприязнь между военачальниками.
Дополнительным мотивом противостояния генералов послужило и то, что, подойдя к городу на два дня позже Барклая, армия Петра Ивановича не смогла найти «ни еды, ни воды, ни позиций». Именно по этой причине моего жениха пригласили в штаб к Багратиону, когда Павел предложил тому обеспечить «вторую» необходимой провизией с собственного склада.
«… со мной поступают так неоткровенно и так неприятно, что говорить об этом невозможно. Я никак не хочу становиться рядом с этим министром41
. Ради бога, пусть государь пошлёт меня куда угодно, хоть и полком командовать в Молдавию или на Кавказ, а здесь быть не могу. Да и вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого нет. Ей-богу, с ума свели меня от ежеминутных перемен… думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу…».Пересказывал мне в тот же день пламенную речь Петра Ивановича, Павел. Но Багратиона, по словам жениха, «додавили» и ему «пришлось признать главенство» Михаила Богдановича, что и отразилось на дальнейшей истории…
Как и в том, что Неверовский смог вывести из-под Красного лишь шестую часть от всего своего отряда.
Случилось так, что корпусу генерала Раевского поручили идти из Смоленска тем на помощь. А впереди корпуса надлежало выступить второй гренадёрской дивизии, но, к всеобщему удивлению, эта самая дивизия три часа кряду не трогалась с места. Из-за чего Раевский ждал и терял драгоценнейшее время.
Как оказалось, причина задержки довольно банальна. Данной дивизией командовал генерал-лейтенант, принц Карл Мекленбургский. Накануне он бурно провёл вечер с приятелями, был пьян, утром проснулся очень поздно, и только придя в себя, смог отдать приказ о выступлении. Будучи родственником государя42
, Карл, был уверен в своей безнаказанности. Расстрел за этот «подвиг» ему не грозил. А потому принцу незачем было отказывать себе в развлечениях даже на войне.Из-за его похмелья, помощь опоздала, и остаток корпуса Неверовского с трудом отошёл к Смоленску, устлав дорогу трупами русских солдат.
Произошедшее довольно бурно обсуждали в городе, хотя многие проявляли сочувствие принцу, считая причину его поступка уважительной.
Но вскоре всем стало совершенно не до сплетен. Четвёртого августа, с шести утра французские войска начали обстрел Смоленска. Заранее ожидая это, остатки нашего Могилёвского госпиталя уже находились за городом, ожидая раненых.
Мы расположились у речки, недалеко от крепостной стены. Учитывая мои предположения относительно количества будущих пациентов, наличие рядом текущей воды должно было стать большим подспорьем. С краю утоптанной площадки для меня и девушек на расстоянии друг от друга сколотили удобные высокие столы. К торцам приладили, заказанные Павлом по моей просьбе, высокие металлические стойки для ламп.
Увы, но мне оставили всего лишь десять человек из старой инвалидной команды. Остальных по распоряжению Виллие передали в помощь другим группам. Хорошо хоть удалось отстоять Гаврилу Федосеевича. Я настолько привыкла, что старший унтер без напоминания решал многие вопросы нашего «развозного» госпиталя, что просто не представляла, как буду справляться без него. Вот и сейчас, он организовывал костры, горячую воду, разделял привезённый женихом новый аптекарский запас.
Павел Матвеевич после беседы с Багратионом почти не появлялся. Только после начала обстрела он заехал ненадолго, и всё время простоял со мной, обнявшись, совершенно не реагируя на недовольство Ольги.