Туман войны

Не участвуя в обсуждении, я довольно быстро устала. Пришлось «отбирать» Ольгу у хозяина поместья и идти укладываться. Довольно длительный и нервный день вымотал меня полностью. Оттого заснула, как только голова коснулась подушки.

На следующий день, с утра, до того, как все разъехались, наконец, в имение вернулся Руслан со своей группой. Слава Господу, без потерь. Мы отправили оставшихся в имении раненых в Калугу. А сами собравшись, двинулись в намеченное село. Говорят там, у крестьян, хоронились раненые солдаты. Но далеко так не уехали. Нам встретился направляющийся в имение посыльный с просьбой повернуть на Медынь, где меня дожидается очень тяжёлый пациент.

Прибыли мы в довольно большое село рядом с городом. Расположились партизаны в заброшенном господском доме, который успели-таки протопить к нашему приезду.

Раненых было несколько. Прапорщик в летах еле дышал. У него было прострелено лёгкое и его начали оперировать первым. Пару раз пришлось переливать кровь, но он к концу всё равно был слишком бледен.

Вторым «под нож» пришлось идти молоденькому корнету. Ему сильно посекло руку.

– Подготовить инструменты для ампутации? – деловито поинтересовалась Марфа.

– Так вы отрезать собираетесь? – испуганно переспросил корнет. – Господи, пожалуйста, как же я без руки то! Прошу вас, доктор, сохраните руку… прошу!

Вздохнув, немного отрешилась от происходящего, пытаясь понять, смогу ли восстановить повреждённую конечность.

– Даже, если я её очищу от осколков костей и сошью, не гарантирую, что сможете ею пользоваться. Боли будут преследовать постоянно. Да и без движения мышцы ссохнутся могут.

– Доктор, пожалуйста! – прошептал он обречённо.

– Хорошо, – ответила, вздохнув, – но я вас предупредила.

Чистить и восстанавливать кисть пришлось долго. Боюсь, ему всю жизнь придётся носить перчатку, дабы не смущать дам.

Умыв руки и отдав Ефимке фартук на чистку решила размяться на веранде. Вид с бельэтажа открылся на удивление пасторальный, если не считать небольшую странность. В нескольких деревенских огородах копались мужчины в поношенной, но довольно чистой французской форме.

– Что это у вас мужики во вражеской форме ходят, неужели настолько ладная? – спросила у невысокой женщины, что призвана была помочь с уборкой в доме.

– Дык они в своём ходють. Другого же нема у них то.

– Это что, пленные французы?

– Ну да. Бабоньки, кто без мужиков осталися, просили коменданту, чтобы смирных отдал. По огороду, да по дому делов невпроворот. А бобылихам то и помощь и утеш… ну помощь разна всяка… – закончила она смущаясь.

Глава 20

5 октября 1812 года

Прошедшие дни были на удивление спокойны, если не считать прапорщика, которого истязала жесточайшая горячка. Мы испробовали уже все имеющиеся у нас настои и травы, но пациент по большей части находился в забытье.

От безысходности, переговорив ещё раз с «провидцем», даже пробовала кормить его заплесневелым хлебом. Увидев подобный «эксперимент», один из членов инвалидной команды предложил старинный рецепт своей семьи – смесь из лука, чеснока, вина и говяжьих потрохов. Я же была согласна попробовать и это, ибо к прапорщику уже предлагали вызвать батюшку, чтобы мог соборовать его, если ещё хоть раз ненадолго придёт в себя.

Настроение немного подняло письмо от Марии, наконец нашедшее меня. С началом войны я старалась писать «бабушке» хоть раз в неделю, если выдавалась такая возможность. Отправляли их обычно вместе с почтой из штаба. Впрочем, на ответные я не рассчитывала. Но в последнем письме, которое Павел увёз с собой, отправляясь к главнокомандующему, написала родне, что приставлена к развозному госпиталю в Калуге.

Туда-то неожиданно и пришёл ответ. Естественно, по словам Марии, Екатерина Петровна была недовольна моим своеволием. Даже журила Павла. Но более всего была счастлива тем, что мы живы и невредимы. Известие о гибели старшего сына на какое-то время лишило её сил. Но они ежедневно поминали нас в своих молитвах. «Тётушка» спрашивала, что интересного рядом со мной происходит. Ну, а «бабушка», в конце письма, собственно рукой приписала жениху, чтоб пуще хранил меня и не давал творить глупости.

Павла подобный post scriptum82 только позабавил. Но ехидничать «провидец» не стал. Со времени приезда он был чем-то недоволен и молчалив.

– Mon cher, что-то так гложет тебя, что даже наши инвалиды тревожатся, – решилась всё же расспросить его за вечерним чаем, сидя на веранде. – Это из-за «золотого» обоза?

– Ты преувеличиваешь, mon ange. Со мной всё в порядке.

– Скорее преуменьшаю. Ты сам не свой с момента приезда из ставки.

– Нет. Не из-за обоза, тут другое. В известной мне истории светлейшего также пытались сместить. Но всего объёма этой подставы я не осознавал. В том числе количество вовлечённых в это людей различных рангов.

– Сам государь не жаловал его, но назначил. Куда уж выше?

– Ты права, ma chère. И я удивлён таким его поступком, особенно узнав кое-какие части этой подоплёки.

– Что-же так тебя возмутило?