Туманная радуга. Том 2

Когда довольная тетка ушла по очередным секретным, как она сказала, делам, к Веронике с визитом пришла Лена. Сначала она накормила больную безе домашнего приготовления, а после вручила небольшую картину в рамке, которую нарисовала за день до своего визита. Лена так смущалась, что убежала, не дождавшись, пока подруга оценит ее творение.

Картина оказалась великолепной. На ней красовался черный кот, очень похожий на Игоря. Он стоял в поле среди цветущих трав, а на голове у него был маленький венок из одуванчиков. Лена не только мастерски владела кистью, но и сумела вложить в свое творение душу. При одном взгляде на полотно у Вероники мгновенно поднималось настроение. Девушка поставила картину на столик возле кровати, и скучную, бело-серую палату сразу будто бы озарило светом.

Самой последней в тот день появилась Зинаида. В руке у нее, как всегда, был увесистый пакет.

— Зин, побойся бога, мне здесь лежать еще, как минимум, две недели, — причитала Вероника, наблюдая, как подруга деловито вытаскивает из пакета пластиковые контейнеры и лоточки с домашней выпечкой. — Я же буду весить целый центнер, и твой план найти мне парня провалится ко всем чертям!

— А вот будешь знать, как ничего мне не рассказывать, — в сотый раз за четыре дня пожурила ее Зинаида. Впрочем, по ее тону было заметно, что она скорее шутит, чем по-настоящему сердится. — Что будешь первым: беляш или кулебяку с капустой? Можешь не волноваться за фигуру — парень у тебя уже есть. И, походу, ты нравишься ему любой.

Вероника взяла беляш и присела рядом с подругой.

— И ты туда же.

— Так а как? Когда Ханин выломал дверь, ты была не в самом лучшем виде, знаешь ли! Напоминала Кикимера после недельного запоя. Надеюсь, этот больной дебил Селиванов — или как там его, а, впрочем, мне насрать — будет гнить в Алькатрасе до конца своих дней!

Вероника чуть не подавилась со смеху. Она обожала подругу за ее прямолинейность. В то время, как остальные боялись даже намекнуть о том, что случилось в том подвале, Зинаида вставляла упоминала об этом при каждом удобном случае. И от этого не становилось хуже. Даже наоборот, высмеивая те события, Вероника постепенно избавлялась от страхов, опасений и ночных кошмаров, связанных с Селоустьевым.

— Зин, Алькатрас же находится в США!

— Без тебя знаю, — буркнула подруга, — я, что, по-твоему, совсем необразованная? Это была такая художественная метафора. И хорош ржать, шуточки только начинаются! Егай не рассказывал, что Ханин облил Селиванова ссаньем из ведра?

— Нет, от него я слышала только про отбитые яйца. А что, серьезно, прямо-таки облил??

— А то. По самое не хочу! Там уже приехали копы, скорая, и тебя унесли наверх, чтобы осмотреть. А Ханин, у которого кулаки так и чесались прикончить дегенерата, воспользовался случаем и окатил его из ведра. То-то смеху было! Мы с Иркой уже ехали вместе с тобой на скорой, а я сижу, хохочу, как ненормальная. Там врачиха даже подумала, что это у меня такая реакция на стресс, что я нахожусь в шоковом состоянии, хотя никакого шока у меня и в помине не было. Во-первых, ты была жива, и дело обошлось без всяких мерзостей типа изнасилования; во-вторых, пока тебя осматривали врачи, ты обмолвилась, что этот раненый на голову Селиванов пробрался к тебе через соседский балкон. А я-то, понимаешь, была уверена, что вся заварушка стряслась из-за меня! Ведь это я не закрыла дверь на ключ, когда мы с Иркой пошли в аптеку! Уф… Как гора с плеч, Каспраныч, ей-богу!

— Помнится, это я просила вас с Ирой не запирать дверь, — дожевывая последний кусочек беляша, проговорила Вероника. — Так что в любом случае вашей вины здесь быть не могло.

— Ой, вот только не заводи опять свою шарманку, что это ты все всем виновата! Когда ты так говоришь, мне хочется тебя стукнуть, а это довольно грешновато, учитывая, что у тебя и так сотрясение. Лучше скажи, что ты там решила насчет Ханина? Он, конечно, тот еще лжец и скотоложец, ведь Мальцева была настоящей скотиной — хорошо хоть свалила из школы, прости господи — но, как по мне, его уже можно и простить. Идиот Ханин тебя любит, это даже кореец заметил, хотя у него глаза поуже моих будут.

— Я как раз хотела тебе рассказать, — проговорила Вероника, вытаскивая из лоточка кулебяку с капустой, — что, кажется, вспомнила, о чем говорил Тимур, когда мы с ним столкнулись в коридоре в конце декабря. Зина, представляешь, все-все вспомнила! Щас, только прожую и расскажу…

— Это когда он приперся в школу в костюме, и у тебя из-за этого отказала память?

— Угу, — с набитым ртом промычала Вероника. — Божечки, как же вкусно-то…

— Так не мудрено, что ты вспомнила. У тебя же сотряс! Люди и не такое вспоминают… Кто-то даже начинает «вспоминать» то, чего не было!

Наконец прожевав, Вероника отхлебнула немного соку и сказала:

— Вот и я думаю. Может, это все мне просто приснилось, а тогда, в коридоре, Тимур говорил что-то совсем другое? А то я уже начинаю сомневаться в своей вменяемости, у меня ж и правда сотрясение. Кто знает, что мне могло почудиться…

— Так что именно он говорил-то?