Туманная река 2

И тут нагрелся мой оберег от Тьмы. Не нужно было быть Нострадамусом, чтобы понять, где мне следовало искать вызывателей пиковой дамы. И я стал ориентироваться по своему оберегу. Если он остывал, то я тут же менял направление. Если он продолжал нагреваться, я ускорял шаг. В какой-то момент лес перед моими глазами стал раздваиваться. Заметно похолодало. Оберег в прямом смысле слова пылал, и мне пришлось снять футболку и обмотать его в несколько слоев, чтобы не обжигало кожу. Я прошел еще пятьдесят метров, и у меня внезапно прошло головокружение. Я обратил внимание, что вокруг множество сухих деревьев, на которых нет ни листочка. На уши стала давить непривычная для летнего леса тишина.

— Сидоров! — крикнул я внезапно охрипшим голосом, — Кутейкин!

— Сюда! — наконец услышал я детский завывающий голосок.

Я рванулся вперед и вдруг между двух сухих тополей, моему взору открылась небольшая ложбина, в центре которой расположился, обставленный валунами вход в пещеру. Рядом с входом лежал Сидоров, которого бил сильный озноб, а над его телом рыдал Кутейкин.

— Мы здесь! — проблеял пионер, — Тоха! — он потряс своего товарища, — вставай.

Я быстро подбежал и нащупал пульс на худенькой руке Сидорова. Живой балбес, обрадовался я, взял его на руки, и понес из этого неприятного места. Однако на окраине ложбины мне самому стало очень плохо. Снова сильно закружилась голова, и резко ослабли и руки и ноги. Я сначала припал на одно колено и положил тело Сидорова на землю. Затем сам рухнул рядом и потерял сознание. Точнее перед моими глазами погасла одна картинка и тут же включилась другая. Я увидел темно-серое небо, и меня душила огромная сотканная из черного плотного дыма фигура. Ни рукой, ни ногой шевельнуть я не мог, я лишь ждал, когда в легких закончится воздух и мир погаснет для меня навсегда. Но внезапно подул свежий ветерок, черная фигура мгновенно растаяла и надо мной склонилась черноволосая красавица потустороннего мира Мара.

— Куда ты полез? — спросила она, — амулет, что ли не работает?

— Пионеры потерялись, — прохрипел я.

— Спаситель, — усмехнулась красавица, — как настроение?

— Эх, Маруша нам ли быть в печали, — из последних сил пошутил я.

— На раз, два, пошел, — засмеявшись, сказала Мара и хлопнула в ладоши.

Я очнулся на земле, возле меня ревели двое пионеров, Кутейкин и очнувшийся уже Сидоров. Я посмотрел на них мутными глазами, еле-еле приподнялся, и, покачиваясь, поплелся в сторону лагеря.

— Мы больше не будем, — ревел Сидоров, которому я уже дважды обещал открутить уши.

— Мы не специально, — подвывал Кутейкин.

У меня же элементарно не хватало сил, что бы надавать оболтусам как следует подзатыльников. Я двигался перебежкам от одного ствола дерева к другому. Но чем дальше мы удалялись от проклятого места, тем легче мне становилось дышать, и слабость покидала мое тело. И когда нас на небольшой полянке встретил поисковый отряд пионервожатых, я уже вполне уверено стоял на ногах. Лишь зверский аппетит разыгрался в моем молодом организме. Увидев, что я успешно отыскал двух заблудших пионеров, Света страстно обняла меня и поцеловала несколько раз, в щеки и губы. Потом она так же обняла Сидорова с Кутейкиным и, обозвав их своими идиотиками, повела в лагерь.

— Чего тебе? — нервно спросила меня толстая повариха тётя Маша.

— Каша у вас сегодня замечательная, — я протянул железную миску в кухонное окошко, — съел уже три порции, по вкусу один в один тайские лангустины. И как вы только умудряетесь из простой перловки готовить такие деликатесы?

Тётя Маша вряд ли знала что такое лангустины, но моя плохо прикрытая лесть возымела нужный эффект. И она в четвертый раз бросила пару черпаков жуткой клестероподобной массы мне в тарелку.

— Как в тебя столько вмешается? — удивилась повариха.

— Чтобы выглядеть не бледно, пятый раз поесть не вредно, — хохотнул я.

Кстати здесь, вдали от цивилизации, при постоянных физических нагрузках я приобрел очень приличный мышечный корсет. Если еще подкачать бицепс и трицепс, то можно заявиться и на любительский конкур по культуризму. И пока я в стремительно пустеющей столовой размышлял над своей физической формой, Егор Саныч подвел ко мне Тимофея Овсянкина.

— Это по твою душу, — сказал директор мне, — вот кто тебя тортом сейчас угощать будет, — показал он Тимохе на меня.

— Овсянкин, ты еще и тромбонист? — дошло до меня.

Директор тут же ушел по своим делам, я Тимофей присел рядом.

— В субботу после баскетбольного матча, состоятся танцы, — сказал я, доедая кашу, — нам нужно сыграть несколько мелодий. Из инструментов есть аккордеон, гитара, тромбон и бубен.

— Я играть не буду, — пробубнил Овсянкин, — вы меня обещали научить боксировать — обманули, Теперь с тортом обманули. Не буду играть и все.

Я отнес грязную посуду на раздачу, и еще раз сказал спасибо поварам, за то, что кашу варят нам. И махнул головой Тимохе, чтобы он двигался следом. Я завел его за административный корпус, посмотрел по сторонам, нет ли рядом лишних глаз, и встал в боксерскую стойку.