Туманная река 4

Резиновый диск отскочил, чуть в сторону на крайнего нападающего Фокеева. И он в касание отпасовал на Курдюма. Я резко развернулся, уйдя от зацепа, на который судьи сейчас смотрели сквозь пальцы. И «почесал» в свой любимый левый угол в зоне «Спартака».

— Кузя, не зевай, не зевай, не зевай, Кузя! — Крикнул от бортика «пианист» Новокрещёнов своему защитнику Кузьмину.

Я два раза успел сменить направление движения, прежде чем катящийся спиной к своим воротам «спартаковец» Кузя догадался, что я вновь доберусь до шайбы вперёд всех и устрою в их зоне короткую и победоносную войнушку. Высокий и длиннорукий защитник, как пружина бросился на лед, вытянувшись плашмя в попытке выбить шайбу, но махнул чуть мимо чёрной непослушной «попрыгушки», зато точно в мной конёк. В следующий момент перед глазами мелькнул деревянный борт, в который я влетел, больно ударившись плечом.

— Б…ть! — Вскрикнул я, когда от удара потемнело в глазах.

Рядом остановился судья Канунников, наверное, решил удостовериться, что я ещё жив, и давать удаление «Спартаку» — повода пока нет. Поэтому я прикрыл глаза и жалобно простонал:

— Доктор, воды…

Трель свистка, которая отправила Валеру Кузьмина на лавку штрафников, мигом вернула мне новый смысл жизни. И я встал, отряхнулся, и, поглаживая больное плечо, легко покатил к своей команде.

— Симулянт! — Услышал я от Новокрещёнова. — Старшина! Ты, хоть раз у двадцатки вбрасывание сегодня выиграешь или нет? — Переключился наставник красно-белых на своего лучшего центрфорварда.

— Уже в первом тайме один раз же выиграл, — обиделся на тренера Слава Старшинов.

* * *

— Да, вот это поворот, — комментатор Озеров, который уже давно всем сердцем болел за московский «Спартак», шлепнул от досады кулаком по своей ноге. — Как стремительно переменилась обстановка на ледовом поле. Сначала пермяки отыграли одну шайбу, а сейчас они ещё получили право на розыгрыш лишнего игрока. И опять эта странная расстановка с одним защитником и четырьмя нападающими. Вот вбрасывание произведено. От центрального нападающего Крутова шайба отскочила к защитнику Курдюмову. Пас налево Фокееву, обманное движение и спартаковский нападающий Фирсов совершает такой важнейший перехват! Рывок, и молодой «спартаковец» пересекая среднюю зону, вываливается один на один с вратарём Родочевым. Толя давай, скандируют трибуны! Бросок, гол! Ху, нет! Штанга! Шайба вылетает в поле, где ей тут же завладевает единственный защитник Курдюмов. Длинный пас по воздуху вперед и вот уже на вратаря Осмоловского выскакивает вездесущий Крутов. Двадцатый номер пермяков легко убирает шайбу под неудобную руку и выстреливает вертикально вверх под самую перекладину ворот. И! Да, это товарищи гол. 3:2. Вся игра ещё впереди.

* * *

— Всё равно продуете! — Кричали нам зрители вслед, когда мы уходили по коридору в подтрибунное помещение на второй перерыв. — Суши вёсла! Деревня!

После активного начала второй двадцатиминутки, когда мы забили дважды, игра замедлилась и потонула в вязкой, хоть и бескомпромиссной борьбе. Лично я, вымотался к середине второго тайма основательно, и Бобров, решив меня поберечь, дал отдышаться пару смен. И хоть настроение в раздевалке было хорошим. Сева опять прохаживался по ней с задумчивым и сосредоточенным лицом.

— Михалыч, может, чаю выпьешь? — Улыбался защитник Владлен Курдюмов.

И было из-за чего, всё-таки заработал два «асиста». Так и до лучшего защитника турнира рукой подать. Глядишь, и в ЦСКА позовут или в «Спартак» — тоже хорошо.

— Хочу чаю, аж кончаю, — пробормотал Бобров. — Мужики нужно ещё поднажать! Есть что предложить? Предлагайте.

— Предлагаю, пока есть время нарисовать праздничную стенгазету, — сдерживая улыбку, предложил я. — Значит, в центре нарисуем портрет Курдюма, слева чуть поменьше вклеим фотокарточку из паспорта Фоки, справа Кондакова изобразим в двух чертах.

— А остальных? — Приподнялся из кресла вратарь Витя Родочев.

— Обойдемся отпечатками жирных от пота пальцев, — махнул я рукой. — И главное — надпись вверху большими буквами: «А харя, не треснет?»

— Почему? — Спросили меня сразу несколько хоккеистов.

— Я смотрю, тут многие уже представляют, как их пригласят играть в Москву, в Ленинград или на худой конец в Воскресенск, — я встал с кресла и поставил кружку с недопитым чаем на стол. — У нас осталось двадцать минут, чтобы доказать что мы чего-то стоим и без Москвы, и без Воскресенска. Для многих из вас сыграть в финале турнира, где играет весь цвет Советского хоккея, станет лучшим достижением в жизни! Поэтому терпим в защите, и караулим удачу в контратаке.

— И забросы через всю площадку больше не делаем, — продолжил мою речь Бобров. — Осмоловский теперь в воротах не застаивается, «раскусил» задумку. Мужики если это будет последний тайм, сыграйте так, чтобы все болельщики его запомнили надолго.

* * *