Я осторожно подгреб, он ухватил сеть и приподнял верхний край. Вода плеснула, и большое серебряное тело перевалилось через борт ему на колени.
— Муксун! — Василий быстро распутал дель. — Держите!
Бухгалтер подпрыгнул и ухватил рыбу. Руки его дрожали, большие пальцы ушли под жабры и оттуда засочилась струйка крови. Муксун взмахивал хвостом, и при каждом его движении бухгалтер сильнее стискивал пальцы.
— Куда его? — севшим голосом спросил он.
— Сейчас — Я расстелил на пайолы кусок брезента. — Сюда!
— Держите! — опять позвал Василий.
Рыба за рыбой шлепались на брезент. Я машинально считал: «…пять… восемь… одиннадцать…», потом вспомнил — дурная примета.
— Все. — Василий дернул плечами. — Плывем дальше.
Едва он ухватил подбору второй сети, вода забурлила, и огромный коричневый хвост бухнул в борт. На нос посыпались брызги. Рыба рвалась из сети. Василий поймал пальцами жабры.
— Не, не уйдешь! — захрипел он. — Не туда попал! У нас строго!
Наконец сверкающая туша перевалилась через борт и замолотила хвостом по брезенту. Голец был огромен. А краски! Зеленая спина, желто-розовые бока и ярко-красное брюхо. На спине и боках переливались металлом розовые пятна. Добыча!
Вывалив гольца из сети, Василий потянулся дальше.
По берегу прибежал Саня, молча посмотрел на нас и убежал.
…Выбрав улов, мы поправили сети и поплыли к избушке. Куча рыбы шевелилась посреди лодки. Мы разглядывали ее и даже про мотор забыли. Я машинально греб. Вот тебе и пустой Тайкуль!
На губе Василия болталась докуренная папироса.
— Что я говорил! — шептал он.
— Есть рыбка, есть! — гоготал бухгалтер и вытирал покрытые слизью и чешуей пальцы о брюки. — Подумать только!
Саня поджидал на берегу. Расстелил чистый брезент. Мы причалили, он глянул в лодку и заахал:
— Во, дали! Во, нос утрем! Изобильный улов!
Рыбу выложили на брезент. Последним бухгалтер выволок того гольца и положил отдельно.
Мы стояли вокруг. Бухгалтер опустился на колени, шлепнул рукой по упругому красному брюху и подмигнул Сане:
— Кашлык, а?
— Натуральный! — подтвердил Саня.
И тогда мы засмеялись и захлопали друг друга по плечам. Бухгалтер стал еще массивней, а Василий приосанился. Охотники, древние добытчики, кормильцы семей — вот кем мы бессознательно почувствовали себя. Степенно сели на песок вокруг брезента.
Бухгалтер достал пачку «Беломора» и всех торжественно угостил. И хотя у каждого было в карманах курево, мы взяли из его пачки. Саня поднес спичку. Все кивали и говорили: «Спасибо».
Ветер плескал водой в берег, на той стороне Тайкуля поблескивали озера. За косой шумело море.
— Чайки всегда провожают рыбу, — сказал Василий.
— Умная пичуга, — важно кивнул Саня. — Рыбу солить будем? У Егора в погребе чистая бочка.
— Ясно — солить, — подтвердил Василий. — Ты бочку возьми, потом вернем. И муксунов нажарь. Пошла рыба, пошла-а… Сейчас выпьем чайку и опять на воду, отдыхать много не придется.
— Давайте, Василий Михалыч, командуйте, — согласился бухгалтер. — Сегодня вы наш, как говорится, отец-командир.
Насквозь мокрые, мы гоняли лодку от сети к сети. Рыбу выбирали втроем. Гольцы тяжело стукались о брезент, словно позеленевшие слитки меди. Стало ясно, что мы попали на самый ход. Это был один из редчайших случаев, о которых потом среди рыбаков ходят легенды. Голец шел, и не видно было конца могучим косякам. Мы выхватывали из них мизерную часть, но и она была непривычно огромна. Какое-то откровение природы настигло нас. Говорили, Тайкуль пустой? Так вот — получайте…
Саня расположился у самой воды, соорудил из пустых консервных ящиков два стола. На одном стояла бутылка и сковорода с остатками жареной оленины, а второй был залит кровью. Там кончали жизнь рыбы. Саня вертелся между столами с охотничьим ножом в руках и орал во всю глотку:
— Хороший парень! — Бухгалтер даже головой завертел, хохоча.
— За ним глаз нужен и строгость, — сказал Василий. — С бабой тут одной связался, еле я ее выпроводил из поселка. Два раза замужем была — какой из нее теперь толк?
Ах, вот что с Нинкой! Святая простота, видно, этот Саня. Есть такие люди, что во всем без оглядки полагаются на друга, с годами это входит в привычку… Живет человек чужим умом, чужими радостями, вообще чужой жизнью, и никаких сомнений у него не возникает относительно правильности такого существования… Да, все бывает…
— Сказочные чудеса, — встретил нас из очередного рейса Саня. — Уже бежит кто-то, пронюхал, какая масть идет. Во-о-он…
Далеко, где кончалась коса и Тайкуль впадал в море, на той стороне реки брела черная фигурка. Испарения вытягивали ее в длинный восклицательный знак, потом сплющивали вопросом, превращали в точку, и она медленно приближалась к нам. Кто бы это?
— Егор, наверное, из совхоза, — сказал я.
— Скорей всего, — согласился Василий.
— За гольцами сбегается народ, — упрямо сказал Саня.
— Ладно, подождем, — решил Василий. — Санька, как там с рыбой и чайком?