Туманность Иридии (СИ)

— Д-да, — дрогнувшим голосом подтвердил наёмник. В голове почему-то всплыла реплика его непутёвой мамаши. Старая карга нередко оказывалась права в своих суждениях, но своенравный и глуповатый сынок редко её слушал, делая всё наперекор, и получая за это от суровой материнской добродетели такие оплеухи, которые потом горели ещё с неделю… Мамаша говорила Монетке учиться, а не бегать за бандитами по дворам. «Учись, — говорила она, — может, из тебя выйдет толк. Станешь рабочим или даже мастером на дальних рейсах».

Монетка её не послушал. И вот теперь он с поразительной отчётливостью понял, насколько мать была права. Если бы он учился, следующие действия его спутника не стали бы для него таким сюрпризом.

— Вот и хорошо, друг, вот и хорошо, — закивал Андре. А потом резко выбросил вперёд руку, между пальцами которой сжимал короткий метательный нож. Клинок вошёл Монетке в горло. Тот захрипел, пытаясь вытащить из горла клинок, но только подавился собственной кровью, упал под брюхо своей машины и остался там, дёрнув ногами пару раз, от чего на песке появились две длинные борозды. В глазах наёмника застыло удивление, смешанное с разочарованием и обманутыми надеждами.

— Дерьма кусок, — сплюнул рядом с ним Андре. — Привёл машину, и будет с тебя. Стал бы я такое говно за собой тащить, если бы мне второй истребитель не был нужен.

Потом Андре уселся рядом с Карлой и почти ласково провёл по её щеке пальцами в перчатке. Женщина застонала, когда он слишком сильно надавил на синяк, который набухал кровоподтёком на челюсти Миролич.

— Ну, детка, — протянул Андре, покачав головой, — приходи в себя. Не так уж сильно я тебя отоварил. Мне пришлось куда хуже, — зло добавил он. — Я же знаю, это ты подосрала мне в жизни. Сначала в Академии, потом на всех остальных работах. Ты дала мне наркотики, ты заставляла меня их употреблять. Забыла, как я просил тебя прекратить? Как я умолял, ползая за новой дозой и крысятничая в портах? Я — лучший пилот выпуска Эдарианской Лётной Академии! — заорал он, сжав пальцы на челюсти Карлы. Та застонала громче, пытаясь вырвать свою голову из цепких рук Андре. Он приблизил к ней своё лицо так, что Карла, разлепившая глаза, перед которыми бегали цветные пятна, могла видеть застывшее в глубине взгляда Андре безумие. Широкие, почти на всю радужку зрачки мужчины казались черными провалами в то, что пожирало душу пилота долгие годы. Карла сначала не могла понять, что происходит. Кто её избил и куда потом потащил. Но по дороге она пришла в себя, опасаясь лишний раз дёргаться, пока ситуация не проясниться.

И вот теперь она увидела привет из прошлого. Андре сидел перед ней на корточках, держа её двумя пальцами за подбородок, и обвинял в своей несостоявшейся карьере и сломанной жизни. Карла понимала — он безумен. Если бы даже она хотела, она не смогла бы разрушить жизнь этого человека лучше, чем он справился сам. Все эти годы Миролич отчаянно хотелось встретить Андре, плюнуть ему в лицо, вытаскивая из его тела жилу за жилой, и рассказать, что такое быть униженной и выброшенной за борт на паршивую Иридию. Она часами рисовала перед мысленным взором эти картины, наслаждаясь ими в минуты бессонницы, напиваясь в местных барах и тащась по темным улицам промышленного района в самой заднице Конгломерата.

Но теперь Карла с ужасом поняла, что случись ей встретить тогда Андре, он даже не понял бы, что происходит и кто стоит перед ним. Он сам, давно или недавно, сотворил для себя свой собственный иллюзорный мир, в котором Карла Миролич была воплощением всех его бед и падений. Чтобы не делал Андре, в этом была виновата она и никто иной. Этот несчастный, сбрендивший пилот отрицал реальность до той степени, что оправдывал себя насилием. Это не он пристрастился сначала к стимуляторам и выпивке, а потом и к наркотикам химического ряда. Это Карла заставила его так поступить. И это вовсе не Андре по неосторожности, будучи обдолбанным в хлам, угробил пассажирский лайнер с несколькими членами экипажа, заходя на посадку. Засранец сумел выжить, катапультировавшись в самый последний момент, бросив остальных умирать в огромном железном гробу. И это не Андре всё больше уходил в мир фантазий, отрешаясь от реальности с каждым днём, проявляя садистские наклонности со всеми, включая себя. Это не он тушил об своё тело окурки курительных палочек, когда плотная набивка из листьев сагиззы истончалась до фильтра. Не он резал на себе узоры, слизывая кровь с пальцев, не он нанимался на любую работу, чтобы достать новую порцию сагиззы.

Это она, Миролич, подлая, злая тварь, заставляла его так поступать.

Карла слушала все эти откровения, потихоньку раздумывая, что она одна сможет сделать против Андре. Не раненый, свежий и полный сил, он сломал ей пару рёбер и, кажется, челюсть. Сгустки крови, которыми Карла едва не подавилась, пока он тащил её сюда, теперь плотной массой засели в горле, наполняя рот отвратительным привкусом железа. Лицо распухло, мешая думать о чём-то еще, кроме нестерпимой боли. Глаза слезились, в них попал песок.