Туманность Водолея. Томительный дрейф

Герман. В Москве и ещё на юге страны, где игорную зону основали. Там денег крутится, как в бюджете, и люд мозги теряет. Вот там неплохо было бы несколько мест.

Геолог. Ладно, помыслим. Да вы пейте сурицу. Говорю вам, древний русский напиток. От него сила, и думы тяжкие он облегчает. А думы о России – они какие ни на есть тяжкие. Может быть, самые тяжкие, зачастую отягчающие обстоятельства. Я, когда самогон не пью, сурицей только и спасаюсь.

Герман и Евгений с опаской отпили из банки.

Евгений. Вот вы говорили о туманах над Россией. А не думаете ли вы, что из-за туманов этих возникнет парниковый эффект?

Геолог. Парниковый эффект, если и возникнет, то на руку нам сейчас будет. А дальше посмотрим. Туманы легче разогнать, чем льды растопить. Скоро технологии выработаем, и никакие туманы страшны не будут. Да вы пейте, пейте. Напиток-то по традициям предков приготовлен.

Герман. Да, вкус древнего поверья.

Евгений и Герман уже без боязни допивают всю банку.

Геолог. У меня хоть о России думы тяжкие, но вера в неё зато твёрдая. Под хорошим знаком Россия пребывает. Водолей – её знак, проливающий на землю воды бессмертия. Всё льдом покроется, а Россия жизнь сохранит. Человеколюбие ей присуще. Независимостью суждений её люди обладают. Нам остальные не указ – что Запад, что Восток. Где они теперь? Подо льдом все. Рассердился на них Водолей да лёд напустил. А что такое лёд, как не замёрзшая вода. Все, живущие под Водолеем нашим, решительны и упрямы. Да ещё, говорят, эксцентричны. Только никакие мы не эксцентричные. Просто помыслы наши да деяния не может остальной мир уразуметь. Не умудрились ещё, вот и прозвали нас эксцентричными. А какие мы эксцентричные? Мы просто душой больны, когда люд остальной идей наших понять не может да и не хочет. Оттого и обиженными себя иной раз чувствуем, и ссоримся, и ведём себя вызывающе, и отвергаем тех, кто не дорос до наших высот духовных. Мы ведь нежадные. И природу любим. Хотим быть свободными от тяжести материального мира. Душой щедры. Мир созерцаем так, как никому не дано. Колеблемы, правда, меж инстинктами и рассудком, так то потому, что новизной всякой поганой искушаемы. Оттого и противимся, когда указывают, что и как сделать, да ещё и сдерживают. Тесно, душно оттого. Наша стихия – воздух. А ещё, суки, с подковырками к нам подступятся да изрекут: «Вот, мол, речи у вас вроде как правильные. Люди всё едино душевные. А что ж живёте так херово?». А я им отвечаю: «Мы-то и без вас знаем, что дров наломано да щепа до сих пор летит. Да уразумейте, падлы, что слово-то наше не из змеиной пасти вышло. Что делаем, на то воля наша. А вы девизом моим руководствуйтесь: «Делайте, как я говорю, а не так, как я делаю». Ибо знаю. Волхв я, потому и ведаю…

…И встал князь светлый и молвил: «Отчего, скажи, волхв, тяжко у нас было?» – «Оттого, что покорились мы иным со стороны захода солнца. Что был голод, и были мы сирыми и нищими. Те же писаний множество насочиняли, чтобы ими головы наши набить. От этого всё и произошло. И потому они по земле нашей ходят, и на совместные торжища людей наших вызывают, и мутными, шипучими настоями поят. Но мы не хотели сами идти к ним. И это будет нам уроком, чтобы мы осознали наши ошибки, чтобы всё было иное в наше время. Мы на старые погребалища ходили и там размышляли, где лежат наши пращуры под травой зелёной. Трава зелёная – это знак божеский. Мы должны собирать её в сосуд для осуривания, дабы на собраниях наших воспевать богов в мерцающем небе. И теперь мы поняли, как быть и за кем идти. Было возвещено нам, что будущее наше славно. И мы притекали к смерти, как к празднику». И вот садится волхв. Встаёт. Оборачивается вокруг себя три раза, темнеет и говорит. И были те слова не добрыми, а злыми, потому из-за него тяготы вышли. И так молвил он людям и многих обманул, чуть ли не каждого уверяя, будто «всё ведает и предвидит». Волхв тёмный: «Я так сегодня той стороной, где солнце садится, просвещён, что никаких руссов нет, а есть варвары. Предлагаю каждому по его малым потребностям. Наступит или засуха, или иная беда. Все ваши реки вспять пойдут, и земли начнут меняться местами». И встал светлый князь, взял банку трёхлитровую под плащ, подошёл к волхву и спросил: «Ведаешь ли, что завтра утром случится, сука, и что сегодня до вечера?» – «Всё предвижу». И сказал князь: «А знаешь ли, падла, что будет с тобою сегодня?» – «Чудеса великие сотворю». Князь же, вынув банку трёхлитровую, огрел волхва, и пал он…

…геолог повалился на пол. Евгений, как палицей, размахивал банкой, опрокидывая стулья:

– Я тебе, урод, покажу «руссов нет»!

Герман навалился на Евгения, пытаясь отобрать банку. Битое стекло резало руки. Евгений хрипел, отпуская проклятья, но вскоре утих. Геолог лежал недвижимо. Его волосы слиплись в крови. Герман помог Евгению подняться. Приятели, тяжело дыша, стояли над геологом, всматриваясь в его открытые глаза.

– Это всё? Конец? – тихо спросил Евгений.

Герман опустился к телу геолога и послушал сердце:

– Бьётся.