Туманность Водолея. Томительный дрейф

Но выйти приятелям не удалось. На крыльце сидели две огромные собаки смешанных пород, явно с примесью волка. Гетера ещё сильнее зашлась хохотом:

– Это мои янычары. Они питаются приезжими.

Собаки зарычали. Евгений и Герман попятились. Гетера села на подушку и закурила:

– Ну, так что? Ответ в обмен на кафтаны?

Евгений. Ну и какой же вопрос?

Гетера. А вопрос такой: насколько эстетичен хаос?

Герман. Твою мать, на хуй он тебе сдался!

Гетера. Перестань грубить, а лучше начни с того, как можно относиться к картине Верещагина «Апофеоз войны»?

Евгений. Ну, черепа и черепа.

Гетера. Да, современники видели в ней олицетворение ужасов войны как состояния фатального, испытывая шок и потрясение. Но, посмотрев хронику последующих войн с горами обезображенных трупов, потомки могут относиться к верещагинскому творению как к уже чему-то эстетически неприятному, где это неприятие прежде всего эстетично.

Евгений. Так, значит, хаос всё-таки эстетичен?

Гетера. Да, и прежде всего его факт. В документе хаоса факт пожирает всё. Факт воздействует. Факт возбуждает. Из этого исходили передвижники, вынося свой эстетический приговор эпохе, говоря о её некрасивости.

Евгений. Ты хочешь сказать, что здесь работала прежде всего эстетика?

Гетера. Именно. Но что если тогда же вместо картин были бы отсняты фотографии с такими же сюжетами или созданы документальные фильмы на эти темы? А, мальчики? Кто бы выиграл в ту эпоху в борьбе за воздействие на зрителя: художники-передвижники или документалисты-новаторы? Отвечайте!

Герман. Я хуею! Да мы все охуели! Где шмотки, блядь?

Гетера. А вы нетерпеливы. Но я прощаю вас, джентльмены. Ваши одеяния в жилище моих верных янычаров за домом (истерично смеётся).

Герман схватил её за волосы и ударил головой об пол. Схватил гриф от разбитой гитары и устремился за дом к собачьим будкам. За ним Евгений.

Пока Герман отгонял гитарным грифом собак, Евгений вытащил одежду. Толпа сельчан сопровождала всё дружным хохотом, подковырками и съёмкой на мобильники. И только разразившийся ливень и грозовые разряды, зажёгшие соседний дом, позволили Евгению и Герману прекратить мученичество и покинуть посёлок в расстроенных чувствах.

20nn+5-й год от рождества Христова. В России в который раз поднимается вопрос смертной казни. Многочисленные диаспоры китайцев и выходцев с Ближнего Востока и Африки требуют ввести хотя бы ограниченное число таковой формы высшей меры. После долгих думских дебатов постановили следующее: к преступнику, приговорённому к высшей мере, применяют пожизненное заключение, при этом постоянно следят за состоянием его здоровья с помощью многочисленных датчиков и регулярных анализов. Как только становится ясно, что он при смерти, но ещё не умер, вызывается дежурный палач и ждёт показания приборов. В момент зафиксированного аппаратурой угасания жизненных импульсов подаются звуковые и световые сигналы. Тогда палач, если осуждённый – выходец из США, включает рубильник и пропускает через осуждённого ток. Если приговорённый, к примеру, из Мексики или Южной Америки, исполнитель наносит удар ножом в сердце. В остальных случаях стреляют в голову. Такое учитывание национальных особенностей и вместе с тем европейских традиций гуманизма, по мнению думского большинства, снизит напряжённость в полиэтническом обществе, не посягая на менталитет самих этносов.

Головной болью столичных властей оставались стихийные рынки, палаточные городки протестующих и нелегалов, постоянно возрождавшиеся в разных местах. Москвичи-активисты требовали решительных мер. С одобрения городской думы приводился в исполнение план под кодовым названием «Нерон»: по ночам жгли рынки, палаточные городки и заодно ветхие строения, одновременно разъясняя по громкоговорителям торговцам, обитателям палаточных городков и жителям ветхих строений их же пользу и получение материальных благ городом от плановых пожаров.

На подёрнутую ледяной коркой гладь пруда осторожно, словно боясь её надломить, садились утки. Они давно уже не улетали на зиму, да и лететь-то давно уже было некуда. Все с этим давно уже смирились и мирно уживались рядом на небольшом водоёме Чистых прудов. Утки быстро привыкли к пеликанам, а позже и к пингвинам. Сердобольные москвичи-пенсионеры подкармливали их круглый год. Школьники на уроках труда вырезали из пластиковых бутылок кормушки и расставляли их вокруг пруда. Нагловатые марабу часто оказывались первыми и быстро опустошали содержимое кормушки. Тогда обрезанные пятилитровые пластиковые бутыли с кормом стали пускать по воде, украшая их китайскими фонариками с подсветкой.