Туманный город (СИ)

Во втором экипаже перемещалась семья дяди Густава и тёти Августы, старшей дочери Октавиуса, и их восемнадцатилетней дочери Ребекки. Дядя с тётей, степенные и милые люди, считались главными актёрами в наших постановках и души не чаяли в своём ребенке, в котором хотели видеть и тщательно взращивали гениальную артистку. И, похоже, им удалось убедить в этом не только себя, но и её – мечтой Ребекки было выступать в королевском театре.

Помню, как она говорила, крутясь около зеркала:

– Изабелла, разве я не прекрасна? На что я трачу красоту и талант? Как же мне осточертела эта повозка и захолустная публика! Когда у нас будет большой концерт в столице? Нужно лишь попасть с сольным номером во дворец, как король будет очарован мною…

– Неужто ты думаешь, что король Фредерик сможет влюбиться в тебя? – не верила я своим ушам.

– Конечно, – фыркала кузина. – Я достойна лучшего! Какие могут быть сомнения?

Но сомнения у меня, всё-таки, оставались. Во-первых, король был чуть ли не на тридцать лет старше нас, хотя, мужественность и обстоятельность делали ему честь. Во-вторых, до сих пор для широких масс оставалась невыясненной тайна, что же приключилось с его женой, и свободен ли он – королева Терезия вот уже два года не появлялась на публике. Ну а в-третьих, хоть в Валлории королевские особы и могут жениться на обычных девушках, такого давно не случалось.

Ребекка смеялась над моим неверием в подобную идею и проводила значительное время в репетициях, «оттачивании мастерства» – как она сама говорила. Правда, когда я приходила после неё на уроки к дяде Октавиусу, тот лишь сильно вздыхал на этот счёт и бормотал, как Ребекка безнадёжна. Тем не менее кузина являлась наглядным примером артистки, ведь у меня отсутствовал выбор стать кем-то ещё.

Когда я была маленькой, ей нравилось брать покровительство надо мной, я же относилась к ней как к старшей сестре. Но с годами я начала чувствовать неприязнь, став для неё девочкой на побегушках. Наверно, это оказалось связано с тем, что я стала подменять её в главных номерах, а иногда мне доверяли арии, которые ей даже не предлагали. Происходящее расстраивало меня, и так как я не представляла, как возможно изменить ситуацию, то просто старалась общаться с Ребеккой поменьше, чтобы избежать возможных ссор.

В третьем фургоне передвигалась группа танцоров – среди них близнецы Анна и Леопольд Конрой (сейчас и не вспомню, кем они мне приходятся, вроде бы троюродные брат и сестра). Хотя им и было около двадцати пяти лет, я спокойно общалась с ними на равных. Согласно традиции, если у кого-то отсутствовали выдающиеся вокальные или исполнительские данные, остальное, на что он мог рассчитывать – стать танцором или актёром.

Вы можете сказать, что танец – это тоже искусство и требует, как минимум, пластичности. И я соглашусь с вами. Но прилежание, тренировки с раннего детства – и вот вы готовый танцор для «Театра Конрой». Следующая и последняя ступенька в нашей иерархии оставалась за техническими работниками.

Пары танцоров не хватало для воплощения затейливых замыслов дядюшки Октавиуса, поэтому к нам когда-то присоединилась семейная пара Теоны и Джонатана, примерно такого же возраста как близнецы. С ними путешествовала годовалая малютка Эмма, с которой я с удовольствием возилась в свободное время. Стоит ли говорить, что только люди с устойчивой психикой могли выдержать длительные путешествия и тяготы бродячего театра. Теона и Джонатан выносили их достойно, чем и заслужили несомненное приятие в наш дружный круг.

Четвёртыми ехали музыканты: младший брат Октавиуса – пожилой скрипач Эмилио с супругой Одеттой, играющей на флейте, а также их двадцатипятилетний сын Клаус, гитарист. Есть такая поговорка – «в семье не без урода». Звучит грубо, но для меня Клаус и являлся именно тем самым исключением из правил. С одной стороны, он был неплохим парнем. И уж явно не его вина, что Клаус родился рыжим, из-за чего кузен с детства привлекал к себе повышенное внимание (обычно Конрои – шатены или блондины с серыми глазами). Он не особо стремился находить со всеми нами общий язык, да и не сказать, будто карьера гитариста сильно увлекала его. Проблема заключалась в том, что кузен вообще не хотел работать – ни музыкантом, ни кем-то ещё. Однако, так как из-за безалаберности Клаус один не прожил бы, дядюшка Октавиус согласился оставить его в труппе. Что не мешало ему критиковать игру племянника после каждого концерта.

Ну а замыкал караван наш фургон. Марк, сын Октавиуса, и Розамунда работали актёрами, хотя я не могу сказать, что сцена являлась их призванием. Мой приёмный отец с большим удовольствием возился с лошадьми, но так как он представлял собой крупного, атлетически сложенного мужчину, то такого типажа как раз не хватало в нынешнем ансамбле. Учитывая его немногословность и прямолинейность, ему давали роли с короткими репликами.