Я чувствовал, что схожу с ума. Еще более явственно, чем в пустоте. Мой мир, который пока еще держался на каких-то хлипких опорах, рушился, и я не успевал его спасти, а Пьер продолжал с колкой усмешкой:
— Оказывается, что некий граф Вейран не оценил жертвы своей невесты. И вместо того, чтобы помочь ей раз и навсегда забыть, поступил так, как считал нужным, — оставил ее.
— Это неправда!
— Что именно? Мой рассказ? Или то, что ты оказался мразью?
— Она не рассказала мне о судье.
— Потому что не решилась. — Пьер пожал плечами. — Меньше всего на свете Полли хотела бы, чтобы ты винил себя в ее бедах. Она всего лишь пыталась тебя защитить, но и промолчать не могла. Уж слишком она искренний человек. Да и потом, обман бы все равно вскрылся. И вот теперь скажи мне, Анри, по какой причине я должен придушить свое желание разбить тебе лицо или зашвырнуть обратно в пустоту, теперь уже навечно?
Я молчал. Мне было нечего ему сказать, потому что та часть меня, которая осталась после пустоты, сейчас догорала в агонии.
— Мало того что ты лишил Полли последней надежды, — не унимался неумолимый магистр, — так еще каким-то образом сумел обидеть брата. Того самого, который поступил в закрытую гимназию, чтобы помочь мне разгадать, кто же так желает тебе погибели и кто лишил его семьи. Поверь, обучение в «Черной звезде» — не сахар, и гибель курсантов там является чем-то повседневным. Каким-то образом Филу удалось окончить обучение за рекордные сроки, достав то, что я от него просил, — и зачем же? Чтобы он бежал из собственного дома? Чтобы шестеро магов устроили засаду и едва не лишили его жизни? Для этого твой брат старался весь этот год?
— Что с Филом? — помертвелыми губами спросил я.
— Он тяжело ранен, но жив. Я перенес его к Полли, она сейчас изучает целительскую магию и сможет ему помочь. А не добить в отличие от тебя. И я начинаю сомневаться, Анри, что вообще следовало вмешиваться в ход судебного процесса и спасать твою никчемную жизнь. По столице упорно бродили слухи, что Филипп — неродной сын Виктору. Так вот что я скажу, наблюдая за вами, я бы сделал совершенно противоположные выводы. Ты недостоин ни имени отца, ни своего брата. Если бы твои родители видели тебя сейчас, они бы тебя прокляли, Анри Вейран.
Я молчал. Мне было нечего сказать. Магистр прав. Я недостоин Полли, Фила. Недостоин жить.
— Думаю, тебе интересно, зачем я вообще сюда пришел. — Эйлеан посмотрел мне прямо в глаза, и стало холодно. — Затем, чтобы попросить оставить в покое Полину. Она и так достаточно страдала из-за тебя. Отказалась от всего, что у нее было, только для того, чтобы ты выставил ее при первых же неприятностях. Даже не так — при первом же пятнышке на светлом облике мадемуазель Лерьер. Оставь ее в покое, Анри. Дай ей жить, раз уж сам превратился в пустое место.
Магистр поднялся и пошел к двери. Я же не мог сдвинуться с места. Наверное, в ту минуту я все-таки умер, потому что боль, которая затапливала меня изнутри, вдруг исчезла. Осталась только пустота. Я поднялся на ноги, как во сне. Да, Эйлеан прав. Полли никогда не будет счастлива рядом со мной, потому что я всегда приносил ей лишь горе. Почему она не рассказала сама? Я бы понял. Да, было бы очень больно, но понял бы и не причинил боль в ответ. Рано или поздно все произошедшее стало бы просто страшным сном. А теперь… Теперь больше нет выхода.
— Все еще не хочешь отомстить? — поинтересовался густой сумрак в дальнем углу.
— Хочу, — ответил я.
— Тогда что же ты медлишь, глупый мальчишка? Только попроси!
— Придется немного подождать, — улыбнулся я Пустоте. — Потерпишь?
— Я ждала куда дольше, — донесся тихий смех из полумрака.
Надо сделать так, чтобы Полина забыла обо мне. Раз и навсегда. Тогда ей будет безразлично, что со мною случится. Она сможет жить, если… я умру, а я смогу не оглядываться назад, не бояться, что навлеку на нее беду.
— Жерар, принеси письменные принадлежности, — приказал я, садясь к столу. Даже идти в кабинет не хотелось. Нет, я едва сдерживался, чтобы не вылететь на улицу прямо сейчас, но сначала надо было закончить все дела.
Я едва дождался, пока Жерар принесет все необходимое, сразу сел к столу и вывел на листе бумаги: