Туманы Авалона

Ждать, как ждала она все эти годы… Существует магия, что приходит лишь тогда, когда отдаешься жизни во всей ее полноте. Жрицы Авалона испытывали это чувство, когда, лежа в белтайнских полях, пробуждали в своем теле и сердце жизнь Богини… Но была в этом и более глубинная магия, идущая от сдерживаемой силы. Христиане тоже знали об этом — недаром ведь они настаивали, чтоб их святые девы жили в целомудрии и уединении, дабы пылало в них тайное пламя укрощенной силы. А священники их могли выплескивать всю сбереженную силу во время христианских таинств — что они и делали. Вот так же Нимуэ ощущала силу в каждом жесте, каждом слове Враны; старая жрица никогда не тратила слова понапрасну, но когда Врана все же позволяла своей силе проявиться, та изливалась с неимоверной мощью. Даже сама Нимуэ, после того как ей запретили общаться с другими девушками и участвовать в обрядах, не раз, сидя в храме, чувствовала, как текущая в ее жилах жизненная сила набирает такую мощь, что Нимуэ готова была в любой момент разразиться истерическими воплями или начать рвать на себе волосы, — почему ее обрекли на эту участь, почему она должна, не зная передышки, нести эху чудовищную ношу? Но Нимуэ верила Богине и подчинялась своим наставникам; и вот теперь ей доверили великое дело, и нельзя допустить, чтобы она подвела всех из-за собственной слабости.

Она была сейчас словно сосуд, наполненный силой, — словно Священная реликвия, грозящая смертью неосторожному непосвященному, дерзнувшему коснуться ее, — и вся эта сила, накопленная за годы подготовки, понадобится ей, чтоб привязать Мерлина к себе… Но ей следует дождаться нужного расположения светил; в новолуние она сможет воспользоваться потоком силы, исходящей с обратной стороны луны… не плодородие — бесплодность, не жизнь всего сущего — темная магия, превосходящая древностью сам род людской…

Но Мерлин сведущ в таких вещах. Он знает о старинном проклятии новолуния и бесплодного чрева… Значит, следует очаровать его до такой степени, чтоб ему даже в голову не пришло задуматься, отчего вдруг Нимуэ отказала ему в полнолуние, но сама стала искать его при ущербной луне. Впрочем, у нее имеется одно преимущество: Мерлин не знает, что она в этом разбирается, он никогда не видел ее на Авалоне. И все же эти узы действуют в обе стороны, и если она может читать его мысли, то и ее разум открыт для Мерлина. Нужно каждое мгновенье быть начеку — иначе Кевин заглянет ей в душу и узрит ее подлинные цели.

«Нужно добиться, чтоб он себя не помнил от желания, чтоб позабыл… позабыл все, чему его учили на Авалоне». И в то же время ей следует сдерживать свое желание и не позволять, чтоб ей передалось желание Кевина. Нелегкая задача.

Нимуэ принялась обдумывать очередные свои уловки. «Расскажи мне о своем детстве, — попросит она. — Расскажи, как случилось, что ты столь тяжко пострадал». Сочувствие позволит надежно его связать — Нимуэ поняла это в тот самый миг, как впервые коснулась Мерлина кончиками пальцев… И, к отчаянью своему, она поняла, что изыскивает причины оказаться рядом с ним, прикоснуться к нему — не ради порученного ей дела, а ради терзающего ее желания.

«Смогу ли я сплести эти чары, не погубив себя?»

— Тебя не было на пиру у королевы, — негромко произнес Мерлин, глядя Нимуэ в глаза. — А я написал для тебя новую песню… Было полнолуние, а в луне кроется великая сила, леди…

Нимуэ — само внимание — взглянула на него.

— В самом деле? Я об этом почти ничего не знаю… а ты — волшебник, лорд мой Мерлин? Я иногда чувствую себя такой беспомощной, словно ты околдовал меня…

Нимуэ нарочно пряталась в полнолуние: она была твердо уверена, что если в это время Мерлин заглянет ей в глаза, то сможет прочесть ее мысли, — а может, и догадаться о ее целях. Теперь же, когда пик магических сил миновал, ей, быть может, и удастся уследить за собой.

— Тогда спой мне свою песню сейчас.

Нимуэ уселась и приготовилась слушать; она ощущала, что все ее тело дрожит от прикосновения Мерлина, подобно струнам арфы.

«Я не смогу этого вынести, просто не смогу… Как только настанет новолуние — нужно действовать». Девушка знала: еще одно полнолуние — и поток неистового желания, разбуженный ею же, подхватит и унесет ее. «… И я никогда уже не смогу предать его… я вечно буду принадлежать ему, и в этой жизни, и в будущих…»

Она коснулась шишковатого запястья Кевина, и это прикосновение пронзило ее мучительным ощущением неутоленного желания. По тому, как внезапно расширились зрачки Кевина, как он резко втянул в себя воздух, Нимуэ догадывалась, каково сейчас Мерлину.