Туманы Авалона

— Мама, я папу совсем не помню. А где он? — осведомилась девочка спустя какое-то время.

— Он в Летней стране вместе со своими солдатами, дочка.

— А когда он вернется домой?

— Не знаю, Моргейна. А тебе хочется, чтобы он приехал? Девочка мгновение поразмыслила.

— Нет, — объявила она, — потому что, когда он здесь жил, — я чуть-чуть помню, — мне приходилось спать в комнате тети, а там было темно, и поначалу я пугалась. Конечно, я тогда была совсем маленькая, — чинно добавила она, и Игрейна с трудом сдержала улыбку. — А еще я не хочу, чтобы он приезжал, потому что ты из-за него плачешь.

Да уж, права была Вивиана, говоря, что младенцы понимают суть происходящего вокруг куда лучше, нежели кажется взрослым.

— Мама, а почему ты никак не родишь еще одного ребеночка? У других женщин ребеночек появляется сразу, как только старшего отнимут от груди, а мне уже четыре. Я слышала, как Изотта говорила, что тебе надо бы подарить мне братика. Думаю, мне бы и впрямь хотелось братика, чтобы было с кем играть, или хотя бы сестричку.

Игрейна уже собиралась было сказать: «Потому что твой папа Горлойс…» — но вовремя прикусила язык. Несмотря на то что Моргейна рассуждает вполне по-взрослому, ей же еще и четырех нет, разве можно ли делиться с ней такими подробностями?

— Потому что Богиня-Мать не сочла нужным послать мне сына, дитя.

На террасу вышел отец Колумба.

— Не след тебе морочить ребенку голову разговорами о Богинях и языческих суевериях, — сурово упрекнул он. — Горлойс желает, чтобы из его дочери воспитали добрую христианку. Моргейна, твоя мать не родила сына, потому что твой отец разгневался на нее, и Господь не дал ей дитя, наказывая за греховное своеволие.

В который раз Игрейне захотелось швырнуть челнок в эту черную ворону, вестника несчастья. Чего доброго, Горлойс исповедовался этому человеку; чего доброго, священник знает, что произошло между мужем и женой? За прошедшие месяцы молодая женщина часто гадала, так ли это, но предлога спросить не было; кроме того, она знала, что отец Колумба все равно ей не ответит. И тут, неожиданно для обоих, Моргейна вскочила на ноги и состроила священнику рожицу.

— Уходи прочь, старик, — звонко произнесла она. — Ты мне не нравишься. Из-за тебя моя мама плачет. Моя мама знает больше, чем ты, и если она говорит, что это Богиня не посылает ей ребеночка, я поверю ей, а не тебе, потому что моя мама никогда не лжет!

— Вот видишь, к чему приводит твое своенравие, госпожа! — негодующе воззвал к Игрейне отец Колумба. — Девчонку должно высечь. Отдай ее мне, и я накажу ее за непочтительность!

При этих словах гнев и мятежный дух Игрейны вырвались наружу.

— Если ты тронешь мою дочь хоть пальцем, священник, — пригрозила она, — я убью тебя на этом самом месте. Мой муж привез тебя сюда, и выгнать тебя я не могу, но попадись еще хоть раз мне на глаза — и дождешься от меня плевка! А теперь пошел вон!

Но отец Колумба не тронулся с места.

— Мой лорд Горлойс доверил мне духовное здравие всех своих домочадцев, госпожа, а гордыне я не подвержен, так что я прощаю тебе твои слова.

— До прощения твоего мне дела не больше, чем если бы речь шла о козле! Убирайся с глаз моих, или я позову прислужниц и прикажу выставить тебя за дверь. И если не хочешь, чтобы тебя выволокли силой, старик, уходи сам и не смей больше являться ко мне незваным — а позову я тебя не раньше, чем солнце встанет над западным побережьем Ирландии! Прочь!

Глаза ее сверкали. Священник глянул на воздетую в гневном жесте руку — и поспешно выбежал за дверь.

Игрейна же, осмелившись на открытый мятеж, оцепенела, испугавшись собственной безрассудной дерзости. Ну что ж, по крайней мере она избавилась от священника — а заодно избавила от него и Моргейну. Она ни за что не допустит, чтобы дочь ее приучили стыдиться собственной женской природы!

Поздно вечером с ярмарки вернулась Моргауза, все покупки она выбрала с рассудительным рачением — Игрейна знала, что и сама не справилась бы лучше. На свои собственные деньги девушка купила Моргейне кус сахара — а в придачу привезла с рынка целый ворох россказней. Сестры засиделись в покоях Игрейны за разговорами далеко за полночь, к тому времени Моргейна давным-давно заснула — вся перемазанная, с леденцом во рту, цепко сжимая гостинец в ручонке. Игрейна забрала у девочки сахар, завернула и отложила в сторону и, вернувшись, вновь принялась расспрашивать Моргаузу о новостях.

«Что за стыд: я должна выслушивать ярмарочные сплетни, чтобы узнать о делах собственного мужа!»

— В Летней стране идет великий сбор, — рассказывала Моргауза. — Говорят, будто мерлин помирил Лота с Утером. А еще говорят, что Бан, король Малой Британии, заключил с ними союз и шлет им коней из Испании… — Моргауза слегка запнулась на незнакомом названии. — А где это, Игрейна? Не в Риме ли?

— Нет, это далеко на юге и все же на много, много миль ближе, чем от нас до Рима, — пояснила Игрейна.