Туманы Авалона

На сей раз Игрейна сразу поняла, что видит Послание, а не человека из плоти и крови. Ни одна живая душа — и уж, конечно же, не Утер Пендрагон! — не проникла бы в ее бдительно охраняемые покои, любого чужака тут же заметили бы и остановили. Утер кутался в тяжелый плед, а руки его до самых плеч оплели змеи, точно так же, как в ее видении про Атлантиду, — по ним-то молодая женщина и догадалась, что это не сон. Только на сей раз то были не золотые торквесы, а живые змеи: они приподняли головки и зашипели, но Игрейна ничуть не испугалась.

— Возлюбленная моя, — проговорил Утер таким знакомым голосом, и, однако же, в комнате царило безмолвие, лишь отблески пламени плясали на стенах, а сквозь шопот отчетливо слышалось потрескивание можжевеловых веток. — Я приду к тебе на зимнее солнцестояние. Клянусь тебе, я приду, что бы ни преградило мне путь. Жди меня на зимнее солнцестояние…

И вновь Игрейна осталась одна, комнату заливало солнце, и блестела морская гладь, а внизу, во дворе, звенели голоса и смех Моргаузы и ее маленькой дочки.

Игрейна глубоко вдохнула и спокойно допила вино. На пустой желудок, после долгого воздержания от еды, напиток ударил ей в голову, одурманивая пьянящей радостью. Молодая женщина тихонько спустилась вниз ждать вестей, что непременно воспоследуют.

Глава 7

Все началось с того, что домой вернулся Горлойс.

Все еще опьяненная радостью видения — и во власти страха, ибо до сих пор ей даже в голову не приходило, что Вивиана может умереть, — Игрейна ожидала чего угодно, только не этого: магической вести об Утере или сообщения о том, что Горлойс погиб и она свободна. Появление самого Горлойса, покрытого слоем пыли, изголодавшегося, хмурого, вновь заставило Игрейну усомниться: а не самообман ли ее видение или, может статься, обольщение нечистого?

«Ну что ж, если и так, в этом тоже есть благо, это значит, что сестра моя жива, и то, что мне о ней привиделось, это лишь иллюзия, порождение моих собственных страхов». Так что молодая женщина спокойно поздоровалась с Горлойсом, заготовив для мужа угощение, и баню, и чистую сухую одежду, и одни лишь приветные слова. Пусть, если хочет, считает, что она раскаялась в своей резкости и пытается вновь снискать его милость. Игрейну больше не занимало, что Горлойс думает и как поступает. В ней не осталось ни ненависти, ни обиды на первые годы горя и отчаяния. Страдания подготовили ее к тому, что неминуемо случится. Она подала мужу снедь и питье, позаботилась о том, чтобы должным образом разместить его людей, а от расспросов воздержалась. Ненадолго она привела Моргейну — умытую, причесанную, на диво хорошенькую, девочка поприветствовала отца, присев до полу, и Изотта унесла ее в постель. Горлойс вздохнул, отодвинул тарелку.

— Мила, ничего не скажешь, да только уж больно похожа она на дитя фэйри, тех, что живут в полых холмах. Откуда в ней эта кровь? В моем роду ее нет.

— Но в жилах моей матери текла древняя кровь, — объяснила Игрейна, — равно как и в Вивиане. Думаю, ее отец был из народа фэйри.

Горлойс неуютно поежился.

— И ты даже не знаешь, кто был ее отец: правы были римляне, покончив с этим народом! Вооруженного воина я не боюсь — его можно зарубить; зато боюсь подземного народца с их заколдованными кругами и с их угощением, что налагает чары на сто лет, и с их эльфийскими кремневыми стрелами, что летят из тьмы и бьют без промаха, так что даже исповедаться не успеешь, и душа твоя идет прямиком в ад… Дьявол создал их на погибель христианам, и, думается мне, убивать их — труд, угодный в глазах Господа!

Игрейна подумала о целительных травах и снадобьях, которыми женщины народа фэйри оделяли даже своих завоевателей, о ядовитых стрелах, с помощью которых добывают дичь, которую иначе никак не возьмешь; о собственной своей матери из рода фэйри и о неведомом отце Вивианы. А Горлойс, подобно прочим римлянам, хочет покончить с этим простодушным народом во имя своего Бога?

— Ну что ж, — произнесла она. — На все Божья воля, сдается мне.

— Пожалуй, Моргейне следовало бы воспитываться в монастыре среди монахинь, чтобы великое зло, унаследованное через эту твою древнюю кровь, не осквернило ее душу, — размышлял между тем Горлойс. — Когда девочка подрастет, мы об этом позаботимся. Один святой человек однажды рассказывал мне, будто в жилах женщин течет кровь их матерей; так уж оно повелось со времен Евы: что у женщин внутри, ребенку женского пола не преодолеть, ведь женщина — сосуд греха. А вот сын наследует отцовскую кровь, точно так же, как Христос создан по образу и подобию Господа, Отца его. Так что, Игрейна, если у нас родится сын, можно не опасаться, что и в нем проявится кровь древних бесов из подземных пещер.

Молодая женщина вспыхнула от гнева, но тут же вспомнила о своем зароке не сердить мужа.