Туманы замка Бро

В понедельник они с Энтони встретились за тем же столом, и снова начался бессмысленный разговор, который лишь вывел Грегори ещё на одного покупателя картин, встреча с которым вывела ещё на одного. Всех их до одного Грегори знал – и от того было лишь больнее осознавать, что Кейтлин, её картины и память, до сих пор принадлежавшая только им двоим, теперь принадлежат всем, кроме него самого.

– Я не встречался с художницей, – говорили покупатели картин. И называли имена секретарей, дворецких, братьев и сестёр, которые лично видели её – но братья и сёстры тоже не могли ничего сказать.

Только спустя пару месяцев, когда лето, необыкновенно дождливое даже для Лондона, накрыло собой небо над рекой, Грегори поймал обмолвку, которая в этот момент значила для него больше, чем собственная жизнь:

– … она же будет выставляться в Гилдхолле в сентябре. Впрочем, я не уверен – возможно, выставка уже идёт.

Грегори нахмурился. Он не понимал, как связаны Кейтлин и Гилдхолл. Впрочем, он всё равно поехал туда и за несколько дней опросил всю администрацию, а когда ему сказали, что да, Кейтлин Эллиот действительно сняла павильон на сентябрь, три дня дежурил под окнами, надеясь, что та ещё придёт.

Кейтлин в Гилдхолле так и не появилась, и в конце концов Грегори был вынужден заняться собственными делами – отец требовал, чтобы он хотя бы на несколько дней заехал в Бро, а издатель слал письма с требованием одобрить обложку одно за другим. Грегори убедил одного подождать до осени, а другому ответил коротко: «Да» – даже не глядя на то, что тот прислал. Всё равно ничего внятного он сам придумать сейчас бы не смог.

Все оставшиеся дни он дежурил у галереи, но Кейтлин так и не пришла.

Грегори был уверен, что та появится на открытии, и на сей раз Кейтлин его ожиданий не обманула: Грегори сделал всё, чтобы не бросаться ей в глаза. Он приехал на такси и всё время, пока длилась пресс-конференция, простоял в стороне, просто глядя на неё – Кейтлин, казалось, истончилась. Лицо её стало почти прозрачным, а под глазами залегли тени.

Грегори надеялся поймать её после презентации, но Кейтлин будто сквозь землю провалилась, оставив его одного бродить среди картин.

Грегори с тоской разглядывал полотна, ничем не похожие на те, что он видел до сих пор. Здесь больше не было замка Бро, он не проглядывал из тумана и не таился среди теней. Впрочем, здесь не было и лаванды или других цветов – Кейтлин выставляла картины, изображавшие Виндзор, Эдинбург и Вестминстерское аббатство.

Проработанные до малейших деталей, они казались выхолощенными и правдоподобными, как фотографии. Грегори смотрел на них, но Милдрет за ними не узнавал.

Вымотавшись, он отправился домой и лишь пожалел по дороге, что не взял машину. Последняя ниточка – ниточка, на которую он так надеялся и которую так ждал – оборвалась. Надежда сменилась усталостью и пустотой.

Тем же вечером Грегори позвонил отцу и сказал, что приедет на выходные, но на деле субботы ждать не стал: в городе он находиться не мог.

Поужинав, Грегори снова спустился в гараж и вывел машину во двор.

– Говорят, всё проходит, даже любовь… – пробормотал он, равнодушно наблюдая, как лобовое стекло заметает дождь.

Нет, любовь не делась никуда, она так же отзывалась под сердцем привычной уже болью, но Грегори абсолютно отчётливо осознавал, что не сможет поделать с ней ничего.

Грегори добрался до замка только к трём часам ночи – отец уже спал, но всё-таки поднялся, чтобы встретить его.

– Я слишком долго тебя ждал, – сказал он. – Ты голоден? Я прикажу накрыть на стол.

Грегори кивнул, хотя есть не хотел. Отец в самом деле приказал подать ужин – или завтрак, Грегори так и не понял.

Он едва не заснул, пока они с отцом сидели друг напротив друга на разных концах стола, потому что тишину разрывало только негромкое звяканье столовых приборов. И только приказав подать кофе, отец наконец произнёс то, ради чего и приглашал его к себе:

– Грегори, ты помнишь леди Уизертон?

Вилка замерла у Грегори в руке, и он посмотрел на отца.

– Прости, что?

– Я спросил, – Рейнард Вьепон замолчал, чтобы сделать глоток кофе, и только затем продолжил. – Помнишь ли ты Элизабет Уизертон? В детстве вы любили играть вдвоём.

Грегори с трудом мог припомнить кто это, но прекрасно понял смысл сказанного отцом.

– Ты хочешь, чтобы я женился, отец?

Рейнард Вьепон сделал ещё глоток.

– Полагаю, это было бы весьма своевременно, – сказал он.

Грегори закрыл глаза. Улыбка невольно коснулась его губ, а сердце полоснул зазубренный клинок.

– Если так нужно, – сказал он.

– Очень хорошо. Я пригласил её на воскресный ужин. Полагаю, ты будешь рад.

Грегори кивнул и, извинившись, поднялся из-за стола. Он вышел из обеденной залы, но уже на полпути к своей башне понял, что вернуться в неё не может – замок снова становился тюрьмой. Он понимал, что предложение отца разумно. Что всё равно не появится ни Кэтрин, ни Элизабет, ни Ласе, которая смогла бы всерьёз заинтересовать его, и так же точно понимал, что рано или поздно должен будет продолжить род. И, тем не менее, одна мысль об обручальном кольце душила его не хуже петли.